Морозное мартовское солнце жгло сетчатку глаз. Проплавляя корочку льда, негромко зашипел окурок в замёрзшей луже. Лёгкий ветерок так и норовил залететь за пазуху и кольнуть под рубашкой изморозью инея. Я не собирался запахнуть плащ — мне больше нравилось, а может быть, я так думал, что мне больше идёт — с распахнутым плащом. Пускай ранние птицы наблюдают невзрачные серые полоски на моей рубашке, надетой поверх голого тела.

Колючий кустарник ежевики жался к кирпичной стене с облупившейся штукатуркой. Весенняя грязь, консервные банки, старые шприцы, валяющиеся в лужах. Запустение. Низкое одноэтажное здание с выбитыми окнами навевало уныние. Опять захотелось курить. Зажигать последнюю спичку на улице у меня не было ни малейшего желания — я не забывал о законе подлости: в любой момент может появиться лёгкий порыв ветра, и...

Ржавая дверь подалась со второй попытки, оставив на перчатках буро-рыжие следы. Впереди был полутёмный грязный коридор. Пол был залит мутной водой почти по щиколотку. Плавали какие-то ошмётки, дохлые головастики... Откуда они взялись? В лучах весеннего солнца, пробившегося в дверной проём, на дне этого «водоёма» ярко сверкнуло лезвие. Стены были сырыми и облезлыми. То тут, то там капало с потолка. Казалось — здание небольшое, но сколько ни глянь — коридор не кончался. Были повороты. Влево, вправо. Лестниц не было. Не то нарочно, не то машинально, загребая носками ботинок воду, я направился вглубь. Возле старого таза в мутной жиже лежал портрет. Фотография. До боли знакомое лицо весело глядело из-под стекла. Наклонившись, я поднял портрет и, не став его вытирать, положил за пазуху. Точнее даже — в левый рукав плаща.

Ах да, я же хотел закурить! Ну что ж... Я достал сигарету, полез в карман за спичками... Хм-м-м... Готов поклясться — у меня был только один коробок! А теперь их два! Значит — спичка не последняя. Портрет, коробок — добрые знаки. Всё-таки я найду эту Ржавую Дверь!

В голове проносились сотни рассказов, описаний, советов. Чего только не услышишь в нашем городке в дешёвых наливаевках о Ржавой Двери! Можно даже найти проводника к ней. Разумеется — за бутылку. Мне же всё-таки кажется, что нужно просто довериться самому себе. Хотя бы один раз побыть с собой наедине, начистоту поговорить. Просто побыть откровенным. Хотя бы с самим собой. И ты найдёшь эту Дверь. Старую, заржавевшую...

Не было ни малейшего сквознячка, но она всё равно качалась. Как бы приглашала: «Решись! Стань на табуретку, и...» Хватит с меня этих «и...» Взявшись, я дёрнул. С силой. Отшвырнул подальше. Негромко хлюпнув, она свилась змеёй в углу и, кажется, зашипела. Но мне плевать — я ищу Ржавую Дверь.

Сырые стены нескончаемых коридоров привели меня в маленькую и, несмотря на грязь, такую же, как и везде, уютную комнату. У противоположной стены стояло старое кресло-качалка. Справа был поросший плесневым пирогом камин. Под потолком висела, наверное, единственная во всём этом доме целая лампочка. Ну что ж. Я присяду. Раз уж так надо — то присяду. Неприлично как-то отказываться от гостеприимства. На позеленевшем от плесени камне камина стоял старый патефон. Неожиданно он заиграл. Завертелся барабан, хотя игла лежала на своём месте, да и пластинки не было. Патефон явно старался, и «Прощание славянки» наполнило комнатушку. Я докурил. Точь-в-точь как и смолк патефон. Не следует злоупотреблять гостеприимством. Неохотно я встал с такого удобного, хоть и напрочь отсыревшего, кресла. На левой руке отклеился пластырь. Я прижал его. Но тщетно. Ну и чёрт с ним, пусть себе телепается...

Ну вот и она. Я знал, что я найду её. Все мы, если в самом деле Ищем — находим её. Или она сама к нам приходит... Даёт нам себя найти... Быть может — мне было пора её найти?.. Или судьба?.. Хотя нет, не судьба. Уж кто-кто, а она бы мне этого не позволила! Уж я-то знаю её подлые шуточки!

Рывок. Ещё рывок. Дверь явно меня проверяла. Быть может, в самом деле? Какой, к чёрту, может быть Выход?! Или даже не так: нужен ли он мне? Или — достоин ли я его?.. Какая, к чёрту, быть может канитель? Хотя... Я нагнулся, всполоснул перчатки. Грязная рыжая пыль плавно осела на шахматке плиток пола. Нет, чёрт возьми, я всё же открою эту Дверь! Раз уж она позволила мне себя найти — то я её открою! Это мой шанс, и я его не упущу, не оставлю! Я никуда не денусь. И Дверь от меня тоже никуда не денется. Нагнувшись, я поднял из воды осколок стекла. Машинально отряхнув с него мутные капельки, я нацарапал на стене: «НЕТ, К ЧЁРТУ!» Отшвырнул осколок. Ударившись о стенку, он рассыпался тысячами мелких осколков, засияв маленькой радугой в свете лучей, пробивающихся сквозь щели в потолке. Я понял: ведь я в перчатках, а дверь... дверь надо открывать голыми, живыми руками! Ведь это же Ржавая Дверь! Перчатки улетели вслед за осколком. Взявшись обеими руками за шершавую от ржавой коросты ручку, я рванул. Ладони защемило. В воду на полу закапала кровь. Как и следовало того ждать, я содрал кожу. Ну и что? За всё нужно платить. И я рванул ещё раз. И она поддалась. За дверью сияло всё то же весеннее солнце.