Мангуста, Ольга Хорхой (при участии Сэма о’Вар)

9 ½ дней.

( фанфик по фильму-трилогии «Властелин Колец», орочий гет, R, OC)

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22.

8.

Грима возвратился в свои покои заполночь - на малом совете он говорил, практически, за Теодена. Конунг мог только произнести: «Приветствую вас, доблестные му... му...» - старик махнул рукой и отвернулся. Язык не подчинялся государю Ристании, как и вся страна - потихоньку разворовывалась казна, подати собирались в карманы самих сборщиков, рыцари чудили кто как хотел, нимало не заботясь о защите отечества, дороги стали непроезжими от засилья разбойников. Поговаривали, что сенешаль Эомер, в обиде из-за незаслуженного им конунгова пренебрежения, предпочитал дразнить сарумановых воинов на границе, чем исполнять свои прямые обязанности. В самом Эдорасе было еще сносно жить, а степь стала ареной мелких, но от этого не менее разорительных стычек. Основные данники государственной казны - не слишком богатые хозяева, владеющие каждый двумя-тремя табунами, парой-тройкой сотен овец, еще могли защитить себя от разбойников, но не от набегов более сильных соседей - и разорялись. Хорошо, конунг договорился с Саруманом о мире и беспрепятственной торговле, и Грима фактически создал еще одну государственную казну - под своим присмотром. Подати собирались теперь не монетами, а скакунами, табуны, сопровождаемые верными слугами Гримы, перегонялись к границе, где их и покупали сарумановы люди. Золото (а другой монетой Грима не брал) возвращалось в Медусельд, только не в сокровищницу, а в личный запас советника. Нет, он не был жаден! Ему много не надо, разве чистая сорочка поутру, да легкий завтрак... Больной желудок и вконец развалившиеся зубы испортили ему последнее удовольствие в жизни - вкусно поесть, а выпивку он никогда не любил. Еще год назад он изредка навещал хохотушку Эрну, но теперь из-за государственных дел не оставалось ни времени, ни сил. Внешняя роскошь не привлекала его никогда, убранство покоев было более чем скромным, и не из-за того, что таился - просто никогда не понимал пользы ненужных вещей. Он был с посольством у Сарумана, и восхищался этим великим человеком, а тот был настоящий аскет. Правда, поговаривали, что Саруман живет с орчихами, как с любовницами, но, на его взгляд, это было полнейшею чушью - человек, не спавший по две-три ночи подряд, мечтает о постели вовсе не как о месте для ласк. В глазах властителя Изенгарда светилась воля к власти - и Грима его понимал. Что такое, в сущности, деньги, земли и табуны? Не более чем только средство. Такое же, как для кузнеца - его молот и раскаленное докрасна железо, для скудельника - глина, для строителя - бревна и камень. Средство преобразования жизни, средство творчества, если хотите. Только творишь не из мертвой материи, а из живого материала - народа, страны. Создать великое государство - для этого можно сделаться и жуликом, и даже... да, он стал шпионом... Его регулярные сообщения о положеньи в Рохане, конечно, нельзя было назвать верноподданническим поведением, и, узнай о том Теоден, темницы ему не миновать, но Грима, верный своим принципам, никогда и никому не говорил всей правды - только ту, что была ему выгодна. И вот, теперь в его руках золото, причем достаточно, чтобы набрать не одну сотню неразборчивых в средствах отчаянных рубак, и с наемной армией окоротить вышедшее из повиновения рыцарство. После - одних обязать к охране границ, других - к выплате полновесных податей, третьих - к тому, чтобы провести оросительные каналы от Онтавы, и выращивать самим необходимый для государственной безопасности хлеб. Тогда можно будет потягаться и с Саруманом, тем более что у того прав на Изенгард, как у последнего бастарда - кукиш с мякишем. Но эта девчонка! Как она смеет нарушать его планы? Как она только может помыслить об этом? Клеветать на него - единственного, кто заботится о государственном интересе, как о своем собственном... Да, прямо как в сказке - чем дальше, тем чуднее. Нет, повезло ему, что приметил письмо, где говорится об этом. Но что же делать? Девчонку надо поскорее выдать замуж - пусть угождает мужу, а не строит из себя спасительницу древней Ристании. Это ж надо - Белая Дева! Ох, и найдет он ей женишка... Или - нет, есть ход еще лучше!.. Что же до Теодена... не мешало бы вывести его из каждодневного пьянства, а то, не приведи валар, еще окочурится спьяну... Женщину, ему, что ли, подсунуть? Пусть не любовница (для этого конунг, пожалуй что, стар), так хоть - сиделка. Свежая, спелая, яркая, словно цветок. Каких конунг предпочитает - блондинок, брюнеток? Рыженьких? Кажется, именно рыжих. Рыжую, пышную, с сияющим взглядом... Что, мало таких влачат жалкое существование и даже не мечтают оказаться при дворе? Не оскудела еще красавицами Ристания...

Солнце едва позолотило крыши Золотого дворца, когда Эовин поднялась, зябко поеживаясь, подошла к умывальнику и плеснула в лицо ледяною водой - вчера, сколько ни старалась, а писем не дописала, только зря до полуночи не спала. Натянула платье поверх нижней рубашки, подтянула шнурки, чтобы разгладились заломы на скомканном и брошенном вчера второпях бархатном лифе.

- Едуууут!! Еееедуууут!!! - разорвал тишину истошный вопль.
- Дура, Тинка, - вздрогнула от неожиданности Эовин и, подхватив несколько измятый подол, выскочила из покоев.
Дворовые девки уже сломя голову носились, собирая на стол, что Эру послал. Шум, гам, суета, переполох. Как будто и не было здесь недельного сонного затишья, неизменно возникавшего каждый раз после отбытия войска из города. Принцесса метнулась вверх, на крышу терема - оттуда видать всю округу может быть даже и лучше, чем со смотровых башен. Воробьи перепугано шарахнулись от топота и, сварливо чирикая, закружились над коньком. Девушка козырьком поднесла одну руку к глазам, а другой вцепилась в деревянную лошадиную голову, венчавшую крышу. Вот они, родимые, уже почти у самых ворот. Мчат на рысях, ведя в поводу десяток коней без седоков. Сердце ухнуло камнем в пропасть, но острый взгляд скоро отыскал в строю сивый конский хвост на шлеме брата. Живой, слава Эру. И, кажется, целый. Эовин нырнула под стреху, спрыгнула на пол и бегом спустилась вниз, на ходу смахивая с волос и платья пыльную паутину. Так, теперь усмирить дыхание, выровнять шаг, оправить одежду - ты как-никак Белая Дева. К воротам она вышла уже полной царственного величия, подобающего ее положению.

Эомер был мрачнее тучи. Не здороваясь, соскочил с коня и, бросив поводья мальчишке, размашистым шагом двинулся прямиком к дверям Золотого Чертога.
- Здрав буде, брат, - голос ее чуть было не дрогнул.
Взгляд Эомера задержался на сестре, но он даже шаг не замедлил.
- Стой, братик, - Эовин засеменила рядом, уже совершенно не заботясь о том, сколько величия в ее голосе и осанке.
Он остановился и с горечью выдавил из себя.
- Я должен доложить конунгу. Что наследник мертв.
В груди захолонуло. Теодред… Лицо принцессы закаменело, а глаза сухо блеснули.
- Еще есть новости?
- Есть еще кое-что, - кивнул сенешаль.
- Как доложишься - иди сразу ко мне. Я прикажу Тинке, чтоб накрывала.

...Грима опоздал! Это же надо - отлучился по естественной надобности и проворонил. Эомер уже у конунга. Утро, утро... утро добрым не бывает! Утром Теоден еще в здравом уме и почти трезвой памяти, хоть и сердит, иной раз так, что близко стоять к нему небезопасно.

Грима вздохнул и отпер потайную дверцу каморки, соседствующей с тронным залом и отделенной от него весьма тонкой перегородкой с глазком. Отодвинув полог, советник приложился к глазку, как жаждущий - к источнику, и замер в ожидании.

Эомер уже стоял у трона, на котором, скорчившись, словно от нестерпимой боли, сидел Теоден - закрыв руками лицо и тихо качая головой.

- Теодред не посрамил имени и памяти предков, он бился с честью... Но война - не детские игры. Никто не знает, когда пробьет его час. На его месте вполне мог бы оказаться и я...

- Уж лучше бы - ты! - простонал конунг.

- Да, конечно, нет мне прощения, что не я пал в этой битве, что не я потакаю нашествию орков на нашей границе, что я был против мирного договора с Изенгардом - и разорения Мустангрима. Да, я только пытаюсь прекратить, раз и навсегда, проникновение нелюдей в наши земли, грабеж и бесконтрольную торговлю, что ведется твоим советником от твоего имени. Вот с кого должно спросить о гибели Теодреда! Золотом, что получает твой Грима от продажи коней, уплачено за нее.

Телохранитель, доселе стоявший поодаль, двинулся к Эомеру, но конунг остановил его властным жестом. Опираясь на палку, поднялся Теоден с трона и, с трудом преодолев три ступеньки, встал лицом к лицу с Эомером.

- Так ты, недостойный управитель, еще смеешь спрашивать с меня за свое же бездействие? Ты обвиняешь моего слугу - верного слугу, исполняющего свой долг бескорыстно, денно и нощно заботящегося о благе государства, в том, что он заплатил за убийство моего сына?! Ты безумен - это лучшее, что я могу сказать о тебе. Поди вон - и без того тяжело. Мне не нужны люди, очерняющие моих советников... Не хочу слушать.

- Грима - казнокрад! - вскричал Эомер. - А в гибели Теодреда повинен не потому, что заплатил наемным убийцам, а лишь оттого, что по его вине орки проникают в Мустангрим вплоть до Онтавы... Всему виной - этот ваш договор с Саруманом, не будь его, мои руки были б развязаны...

- Уйди с глаз моих, пока не приказал тебя в самом деле связать и бросить в темницу... уйди, и более не появляйся...

- Я могу доставить к тебе, конунг, ту тварь, что командовала орочьей сотней!..

- Уйди... Разве чья-то казнь сможет вернуть мне сына?..

Телохранитель взял за плечо сенешаля и попытался развернуть его к двери - не тут-то было, Эомер будто врос в пол у подножия трона, вглядываясь в лицо Теодена и стараясь уловить в его глазах хоть что-то, кроме смертной муки. Потом махнул рукой, повернулся, и вышел, стуча сапогами.

- Напали на берегу. Знали, где засаду устраивать, твари морготовы.
Эомер с мрачным видом сплюнул и захлебнул щами. Эовин сидела напротив него, прямая, как пика, и кусала губу.
- Пытались пленного отбить. Он у них вроде сотника. Теодред строй замыкал, его первого и порубили.
Витязь замолк и приналег на щи. Погрыз луковицу. Отложил в сторону ложку и взглянул в глаза Эовин.
- Прости, сестрёнка. Не уберег я его.
Девушка плеснула в кубки зелена вина и, не дожидаясь брата, выпила молча за упокой.
- Жаль мальчика, - глухо произнесла она. - Дурачок был, но храбрый.
- Хороший был парень, - согласился Эомер. - Земля ему пухом.
И опустошил свой кубок.
- Ты не виноват, брат. Чему быть, того не миновать. Давай лучше подумаем, что делать дальше, раз уж с наследником так получилось. Теперь ты - первый претендент на престол, а значит, Грима будет рыть под тебя с удвоенной силой. Боюсь, как бы тебе не попасть в опалу.
- Уже, сестрёнка, - горькая усмешка скользнула по лицу Эомера. - Меня хотят отослать из столицы.
- Гнилоуст?
- Его заботами.
Принцесса закусила кулак, но глаза ее были сухи и ясны. Как все было легко и просто еще этим утром! Она выходит замуж за Теодреда, дядюшка отходит в мир иной, и она вместе с братом берет управление страной в свои руки. Гриму - на дыбу, западную границу - на замок… Как же все легко было с утра.
- Тебе сейчас надо в первую голову дядей заняться, - заговорил вновь конунгов племянник. - Понимаю, тяжело, но надо как-то до этого старого маразматика достучаться. Попробуй, ну я не знаю, хоть шептунью к нему привести, что ли. Он сейчас - единственная твоя стена в мое отсутствие. И постарайся Гриму подальше держать, он уже что-то нашептал Теодену о твоем замужестве.
- Если он на мне женится, то тебя уже ничто не спасет, так что насчет моего замужества - это пустое. А с пленником как поступишь? - перевела она разговор на менее безрадостную тему. - Что можно с него получить?
Эомер задумчиво погрыз перышко лука и Эовин, поняв его без слов, цыкнула на девок, чтоб убирались из покоев.
- Смотри, сестрица, что я мыслю, - и третий сенешаль принялся раскладывать на столе хлебные крошки, разъясняя свой план…

...Принцесса перечла написанное. Перечеркнула с размаху и отшвырнула в сторону очередной листок. Думай! Он нужен тебе, Эомеру, Рохану. Прямо сейчас. Ристании необходима поддержка Гондора. А значит, Белой Деве необходим этот Осгилиатский капитан, сын гондорского наместника.
«Любезный моему сердцу Капитан. Черные дни пришли в мой дом. Брат мой, сын и наследник конунга, пал в бою, и весь Рохан скорбит и плачет по нём. Страна ослабла, потеряв свою правую руку, державшую меч. Некому теперь оборонять Ристанию от поганых орков. Умоляю и заклинаю тебя, приди на помощь мне и моей стране. Зову тебя с войсками твоими в Эдорас.»
Эовин поставила точку и замерла над письмом с остановившимся взглядом. Не то. Опять не то. Слезы брызнули из глаз, когда она скомкала и это письмо.
- Ладно, - решила про себя она, - подумаю об этом завтра. Утро вечера мудренее. А сейчас - спать.
Подушка заглушила всхлипы. А еще какое-то время спустя тихий скрежет отмычки в замочной скважине нарушил чуткую тишину покоев, дверь, чуть слышно скрипнув, приотворилась и впустила в покои сутулую тень. Грима долго стоял подле кровати принцессы, и дыхание его становилось все более нервным. Потом он прошелестел к столу, подобрал с полу смятый пергамент и, покачивая головой, принялся за изучение сего документа. Эовин во сне шмыгнула носом. Первый Советник дернулся. Но нет - спит принцесса, только руку вытащила из-под подушки. Грима втянул голову в плечи. Аккуратно положил прочтенное письмо на прежнее место, предварительно скомкав, и, бесшумно ступая, удалился. Безумная идея постучалась в его голову - и он отворил ей. Вопрос в том, достаточно ли безумна она для того, чтобы оказаться верной? Да, сегодня спать не придется...

«Здрав будь, любезный моему сердцу Капитан. Шлет тебе привет из сердца Рохана твоя Белая Дева. Черные дни пришли в мой дом. Брат мой, сын и наследник конунга, пал в бою, и весь Рохан скорбит и плачет по нём. Страна ослабла, потеряв свою правую руку, державшую меч. Некому теперь оборонять Ристанию. Конунг Теоден стар телом и слаб духом, и не способен уже держать вожжи правления. Если ты поторопишься и зашлешь сватов, то станешь с божией помощью, законным наследником престола. Если же промедлишь ты, то окочурится государь наш непросыхающий в скором времени, упившись итилийскою водкой, а ты с носом останешься. Так что не будь дурак, езжай скорее в Эдорас, да и с войсками своими. Если сделаешь по слову моему - стану я твоей женой. Твоя Белая дева.» Замысловатые завитушки, украшающие ровные ряды букв, были чрезвычайно похожи на те, которыми любит баловаться принцесса. Грима доверил сию тонкую работу своему личному писарю. Что ж, если принцесса сама не хочет лезть в петлю, можно ее и поторопить. style='font-size:10.0pt;font-family:Verdana'>

Советник скользнул пальцами по гладкому шелковистому листку пергамента. Чуть помедлив, тщательно свернул его в плотную трубочку вокруг мертвой голубиной лапки, обвязал бечевкой и крепко примял в кулаке. Ну, вот и все. Осталось только мазнуть пару раз птичьей кровью. Грима запихнул убитого голубя в тисовый ларец и, сунув его подмышку, направился ко дворцу - надо ухватить Эомера, пока тот спросонья не способен трезво мыслить.
Он уже протянул руку к двери Эомеровой опочивальни, как та с грохотом распахнулась. Третий Сенешаль размашисто шагнул за порог, чуть не сшибив с ног Первого Советника. Проклятье! Чинный поклон скрыл досадливую гримасу.
- Доброе утро, мой господин. Хорошо ли почива?...
- Прочь с дороги, гнилушка! - рявкнул Эомер, чем немало обрадовал Гриму. Не в духе - самое подходящее настроение, чтобы преподнести неприятный сюрприз.
- О, мой господин, вы расстроены! Не стоит в таком настроении беспокоить государя. Вы же к нему сейчас направлялись? Ну, так он теперь в горе, и бередить его свежие раны не след...
Грима быстрым движением перегородил путь престолонаследнику.
- Впрочем, - голос его стал вкрадчивым и снизился до шепота. - О вашей сестре я все равно прежде переговорил бы с вами, все же именно вы заменяли ей и мать и отца с самого малолетства. Не удивительно, что она ведет себя не так, как положено деве и племяннице конунга...
- Что ты хочешь сказать? - рука Эомера против воли легла на рукоять меча.
- Я хочу сказать, что ваша сестра прекрасна, умна, сильна духом и блестяще образованна, но… Но пошло ли ее образование на пользу стране и государю?
- Что? - густые русые брови поползли вверх.
«Попался, голубок!» Грима чуть было не улыбнулся. Он просто-таки ощутил, как челюсти капкана с лязгом захлопнулись на глотке Эомера.
- Не стоит так горячиться, мой господин... остыньте, и пойдемте-ка на свежий воздух - там точно никто не сможет нас подслушать. Ибо то, что я хочу вам сказать, не для чужих ушей.

... - Ну, если ты лжешь! - в бессильной ярости прошептал Эомер.

- Увы, не лгу - вот письмо, - Грима едва успел отскочить, и рука сенешаля пролетела в дюйме от его носа. - То, что пишет в нем ваша сестра, можно расценить, как государственную измену. Нет, я понимаю, девушка хочет власти... при живом конунге рвется на трон - отпихнув вас самого, между прочим. Вам не кажется, что она, как бы это сказать... заигралась? Не следует ли прекратить раз и навсегда подобные игры, заняв ее чем-то иным? К примеру, воспитанием детей - вполне достойное, надо сказать вам, занятие. А о чем вы подумали? Нет, я же не изверг - пора Эовин выйти замуж.

- Это да, конечно, но против ее воли я не намерен ее выдавать, да и кандидатур, - Эомер немного смягчился. - Достойных кандидатур я не вижу.

- Что ж, очень возможно, - сладко улыбнулся советник. - К тому же, любой мужчина, даже самый достойный и благородный, не знает про нее и сотой доли того, что известно мне. И будет допускать ошибки... фатальные ошибки, учитывая планы вашей сестры... Вряд ли он послушает наших с вами советов. Посему, ее мужем должен стать человек, знакомый не понаслышке с ее нравом. Да, вы правильно догадались, - Грима едва успел отступить за дерево, и Эомер вместо горла советника ухватил пустоту. - Я говорю о себе. Конечно, я не юноша и не красавец, - Грима, сощурившись, улыбнулся, - Но это имеет значение только в первые дни после свадьбы. И не к таким... хмм... красавцам женщины привыкали. Кроме того, я не стану ограничивать ее личную свободу - в пределах приличий, конечно, но твердой рукой пресеку все ее поползновения заниматься политикой.

Эомер стоял под яблонькой, как громом пораженный, а Грима уходил по дорожке своей семенящей походкой, и, против воли, по лицу его растекалась довольная ухмылка. Такую сцену и застала Эовин, наконец-то нашедшая брата. Час назад ей ни с того, ни с сего стало тревожно - так, что невозможно было усидеть на месте, и она тут же подумала о брате - не дай Эру, с ним что-то случилось. В этом гадюшнике, в который стараньями Гримы превратился Медусельд, трудно честному служаке не попасть впросак, не быть использовану в чьих-то интригах, а Эовин не сомневалась, что брат, даром, что умен и недоверчив, а интриган никакой. Особенно - если Грима захочет его сместить.

- Брат, что случилось? Пошли домой, завтрак уже на столе...

На лице Эомера отразилась вся гамма расстроенных чувств - от праведного гнева и до отчаянья.

- Пошли, пошли! - он схватил ее за руку и потащил за собой, как кутенка. - Пошли, расскажешь мне о своей переписке, о своих планах на будущее, о князе Итилийском, в конце-то концов...