Обратная сторона.

Sam O’War

9.

Услышь. И почувствуй. И руку дай...

сижу, потягиваю из коньячного бокала красное вино и перечитываю стихи. когда-то, пару эпох назад мне любые стихи были не то чтобы по барабану, просто не хотелось их читать.

потом... много чего потом произошло, но стихи я до сих пор читать не особо люблю. а сейчас что-то накатило...

...Или не слышишь в ночной тиши

Шороха мертвых трав?

Что бы ты более ни решил,

Кончено - проиграл....

...Я зависаю в пустоте,

Я задыхаюсь в темноте,

Сгораю в тишине...

И остается запах лета,

Почти забытый запах лета...

…Мне б стрелой лететь,

Да изломан лук,

Мне б струну задеть,

Да не чую рук,

Мне бы продохнуть,

Да тяжка броня,…

…В разливах кармина окончу свой путь.

В глазах - только боль, без надежды на свет...

Кто мог обречённому в душу взглянуть?

Кто мог угадать, что его уже нет?...

Услышь. И почувствуй. И руку дай...

Услышь... И почувствуй...

Мимолетная радость нежданной встречи и… Ты хватаешься, пытаешься ухватить этот ускользающий взгляд, но вдруг с отточенной холодной ясностью понимаешь: ты не тот, что раньше. Она тебя не узнала, не могла узнать. Ты изменился. Но ее-то ты узнал, значит, что-то в тебе осталось от прежнего тебя. Что-то… Что?

«Это была она.»

«Кто?»

«Она. Я узнал.»

«Ты уверен?»

«Таких не забывают.»

«Но ведь столько веков прошло.»

«А я все помню.»

«Ой ли?»

«Помню!»

«А свою смерть ты помнишь?»

«Я помню одну из них. Помню ее руки. Чашу в руках. Она держала, пока хватало сил. И после того, как силы закончились, она продолжала держать. Она молча плакала, кусала губы в кровь и держала. Кислота все капала и капала, наполняя сосуд до краев. Она отворачивала лицо, чтоб слезинки падали мимо. А потом рука дрогнула и кислота полилась на меня.»

«В этот раз ее рука не дрогнула.»

«Похоже на нее.»

«Почему же она убила тебя?»

«Не знаю. Пока не знаю. Но это недолго. Она вернется и тогда я спрошу.»

«Ты уверен, что вернется?»

«Уверен.»

«Ты хочешь, чтоб она вернулась?»

«Да.»

«Даже если она придет снова убить тебя?»

«…»

«Однажды ты уже доверился. Помнишь? Одноглазому, которого ты называл побратимом. А он воспользовался этим и заковал в цепи твоего земляка и единственного друга.»

«Твоего предка. Да, он так сделал. Поэтому я не стал выводить его сына из Чертогов. Мы квиты.»

«Но Одноглазый так не считал.»

«Не считал.»

«Помнишь?»

«Помню.»

«Ты простил его?»

«Простил бы. Если бы он приговорил к пытке только меня одного… Но Одноглазый знал, знал…»

«Что она не бросит тебя?»

«Да. До последнего.»

- "Черто-о-оги",- с отвращением протянул урук,- Вот уж точно слово подходит. Чертям там самое место. "Черто-оги". Тьфу. Вот представь себе такое здоровенное болото, только трясина там из дерьма. И через каждые пять шагов то зима наступает, то огнем палит. И твари эти...

Урук содрогнулся и невольно оскалился.

- И вот представь, идешь ты по этому болоту по пояс в дерьме, и даже не знаешь, правильно ли ты идешь или на месте кружишь, потому что ни солнца там нет, ни луны. Звезд вообще не видно. Как в тумане каком бредешь. И серо все вокруг, вязко. Вонища. Дерьмо под ногами чавкает. Падлы эти летучие. По началу и идти-то даже не можешь. Лежишь, в себя приходишь, мясом обрастаешь. Это потом уже...

Желтые глаза сухо блеснули на луну.

- И вот ты сперва на карачках, потом вроде как стоймя уже можешь. Пока тащишься так то вот, на тебе кожа помаленьку нарастает. И ведь только чуть в себя приходить начнешь, как тебя тут же как сковородкой сверху припечатывает. Ползешь дальше, волдыри обдираешь, а тебя - в снег с размаху. И ты - по этому снегу. Пять шагов - и опять в дерьмо по пояс. И тварями этими облепленный. И время уже как бы и не идет даже. А может, его там вообще нету. Не знаю. И кроме этих тварей вокруг - ни души. Как будто и не мрет никто во всем мире.

Черная ладонь метнулась в воздухе, ловя комара.

- Не знаю. Может, у илыдов по-другому все. Они почему-то в Аман все поголовно выбредают, будто на веревке их кто туда вытягивает. А вот Шкура оттуда так и не вернулся. Да и вообще мало кто возвращается. Наверное до сих пор кругами ходят. А те, кто выбрели, у тех у половины память отшибло напрочь. Не знаю. Может, лучше так было бы. Или как вашенские - в мертвяка сразу перекинуться.

Крокодильи клыки высверкнули в сумерках, но как-то очень уж невесело. И безрадостная эта ухмылка проняла меня сильнее всех слов. И подумалось почему-то, что чертоги эти Мандосовы - для каждого свои, и одни на всех. И если я вдруг коньки отброшу, то окажусь в таком же сером вязком жгуче-мерзлом аду, из которого невозможно выбраться. Буду знать, что выход есть, но найти его не смогу. И буду знать, что где-то рядом бродят другие такие же, как я, но ни увидеть, ни услышать их не смогу. Вспомнились ночные кошмары. Кошмары, это, конечно, страшно, но сон рано или поздно заканчивается и ты просыпаешься. А вот смогу ли я в случае чего проснуться от смерти?

Какую-то неделю назад во мне жила неколебимая атеистическая уверенность, что нет никакой жизни после смерти. Вообще ничего нет. Как тока в проводах, когда свет выключаешь. Это было просто, понятно и не страшно. Вот ты есть, а вот тебя уже нет. А если тебя нет, то все уже по фигу. Кто бы мог подумать, что с того света возвращаются? Пускай не такими, как раньше, пускай изменившимися, но из смерти есть путь обратно. Знать бы еще, каким образом изменившимся. И сможешь ли ты вообще этот путь найти?

- Знаешь что, Лурц. Скорее всего, в мертвяка тоже так сразу не перекинешься. У нас тоже про что-то подобное рассказывают. Про пекло, про болото, еще много всего. Только у нас еще рай есть. Хорошо там, говорят, до невозможности. И ангелы летают.

При слове "летают" Лурц опять передернулся.

До озера не доходим километра полтора, становимся лагерем и подъедаем припасы. Полнолуние. Отпуск заканчивается. Мне уже дома положено быть. Короче, уволят меня к чертовой матери за неявку на работу. Лурцу мои проблемы пофигу. Вообще, угрюмый какой-то неразговорчивый. Пытаюсь его растормошить. Без особого толку. Варг каждую ночь воет на луну. Уже девятую ночь подряд. С того самого дня. Вернуться можно, только если есть к кому. Если кто-то тебя ждет и зовет. Вот Корчь и зовет. Лурц спокоен и уверен, что Дерсу вскоре вернется. "Его собаки любят. Непременно вернется."

Вернулся. Корчь его первая учуяла и ломанулась к берегу, за ней - Лурц.

«Спасибо, малышка.»

«Не за что… дружище.»

«Все равно, спасибо. Привет предкам.»

«И тебе от них.»

«И еще… Спасибо.»

Я сижу, жду. Обратно идут уже втроем. Точнее, идут урук и варг, а орк, завернутый в уручью рубаху, перекинут через спину варжины. Хочу помочь, но меня шугают. Выглядит Дерсу ужасно. Но по крайней мере, шевелится, моргает и даже пытается говорить на черном наречии. Лурц осторожно сгружает Рыжего и укладывает на расстеленную плащ-палатку. Отпаивает его вонючей бурдой. Мне как-то странно осознавать, это - тот самый парень, который умер у меня на глазах. Рыжего не узнать. И не столько из-за того, что черты лица и рост изменились, сколько из-за его физического состояния. Кожа да кости - это слабо сказано, потому что даже кожа не везде есть. Глаза запали. Медные космы отросли похлеще, чем у Лурца. Сколько ж времени он ТАМ провел?

Мы сидим у костерка, жарим на вертеле тушку кеклика, которого Корчь подманила чуть не к ногам. Птичью кровь, пока теплая, мы выпоили Рыжему, а мясо - себе. Я подкидываю дровишек и поглядываю на орка. Тот спит, закутанный в пару одеял. Урук напичкал его снадобьями, и похоже это пошло на пользу. Дышит уже ровнее и не вздрагивает поминутно от боли.

- Сколько ж времени он ТАМ провел?

- Сколько ТАМ - не важно. Главное, что сюда самым коротким путем вышел. Даже быстрее, чем я ожидал. Хотя, чему я удивляюсь? Лучший мордорский проводник, да еще и с собакой. - Урук повернулся к варжине и одобрительно похлопал ее по загривку. Та сморщила нос.

- Я, помнится, почти полгода проплутал. Думал, совсем не выберусь. Потом слышу - зовут. Ну я на голос. И как на тропу какую выскочил. Вываливаюсь, летом уже, ровнехонько в это самое озеро. Думал, потону, $^&^. Ладно волчатник один поблизости оказался. - Лурц подмигнул волчице.

- Он тебя из озера вытащил? - Кивнул я на Рыжего.

- Чудак ты, туземец. Из чертогов он меня вытащил. По первому классу. Ты видал, как шаманы наши орудуют? Не видал. Так вот после их работы одна дорога - в пехоту. Ни на что другое после этого возвращенцы не способны. А Рыжий меня как по скверику гондорскому провел. И одновременно Углука с его парнями вывел. И еще с полсотни других ребят. За два месяца, туземец! Соображаешь? Илыды, говорят впятером собираются, и пять лет песни поют, чтоб одного своего вывести. Правда, видал я возвращенных илыдов - ничего не скажешь, качественно. Только далеко им до Рыжего. Он мне как-то обмолвился, что сам оттуда в первый раз выбирался. Ты понял? Сам! Я подумал - брешет. А потом насмотрелся на его работу - понял, что он там в Чертогах все ходы-выходы знает. Я вообще какое-то время думал, что он сам эти чертоги ваял.

- Некромант.

- Проводник. - Поправил Лурц. - Рыжий мертвецов не оживляет, он только живых из чертогов выводит. А оживешь ты или нет - это уже от тебя самого зависит. Хочешь - будешь жить. Не хочешь - другим жить дай.

Мне уже пофигу на увольнение и прочие мелкие неприятности. В меру сил помогаю уруку выхаживать Рыжего. За водой там сбегать, перевязочного материала раздобыть, прочее чего по санитарной части. Через несколько дней он уже может нормально разговаривать, а через неделю…