|
Мангуста,
Ольга Хорхой (при участии Сэма о’Вар) 9
½ дней. ( фанфик по фильму-трилогии «Властелин Колец», орочий гет, R, OC) |
|
1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. |
|
|
13. Таура
запалила костер. Береста вспыхнула ярким живым огоньком, после - занялись
тонкие прутья, и вот уже трепещущее пламя лижет толстые ветки, излучая
долгожданное тепло. Мелкие радости походной жизни - снять доспех, согреться,
поесть. Уселась на корягу, расстегнула пряжки на сумке. -
Жрать будешь? Урук и не
пошевелился, сидит, подпершись кулаками, смотрит в огонь. Волосы спутаны,
несколько прядей сгорело чуть не до кожи, куртка прожжена и в грязи. - Ты
хоть одежу сними - высушить надо, а то холодно будет,
не заснешь. Знаю я вас, городских, вы привыкли к теплу. Молчание. -
Ну, как хочешь, а я поем, - она достала пару кусков сушеного мяса, обтерла
рукавом белесую корочку плесени (что за погода, припасы погнили), отстегнула с
пояса фляжку. - Выпьешь? -
Давай, - урук, не глядя, протянул руку, и она вложила флягу в его
ладонь. Отвернул
крышку, глотнул. Поморщился, но глотнул еще - столько, что Таура
про себя пожелала ему поперхнуться. Еще пара таких глотков - и ей придется
довольствоваться кипятком. Но нет, поимел совесть - вернул ей где-то полфляжки
горлодера. Хватанула, зажевала припахивающим портянками
мясом. После третьего глотка запашок показался даже приятным, и она доела свою
порцию с удовольствием. - Ты
что смурной?
Проштрафился? - Ну,
не только. -
Ну, и чем тебе это грозит? Нашивочки снимут? Да
пускай - молодой, еще наживешь. Или хуже?
- Балрог с ними совсем! Отвяжись, и без тебя тошно. Таура
разозлилась. Не привыкла она, чтобы к ней кто-то подобным образом обращался,
кроме, разве что... командира. Но тому положено, а все остальное мужское
население Цитадели (не только орки, но и многие люди) относилось к ней с
уважением, приправленным изрядной долей вполне понятного интереса. -
Да, видать, плохи дела у Сарумана, что сотником такого недоумка
назначил. Говорить, и то не умеет. Странно,
но урук не обиделся, или виду не показал... Обхватил
руками голову и стал яростно растирать пальцами. - Не
одна меня кусает, штук полсотни развелось? - Таура
решила во что бы то ни стало вывести его из себя - может,
тогда что-нибудь прояснится. Ей страшно хотелось выведать, какое такое задание
было у этого обалдуя, что их послали его вызволять.
Умом явно не блещет, хотя сильный, по фигуре видать, да и сучья ломал, что твой
медведь. И все - молча, в какой-то отрешенной ярости. Страх? Да нет, скорее -
отчаянье. Хозяин убьет? Или что похуже? Смерти Таура
не боялась, ибо знала, что ее - именно ее - вытащат и с того света. Но бывают
вещи страшнее, чем даже Чертоги. -
Чего задумался, детина, о чем горюешь, старина? -
напела она фразу из длинной и тоскливой баллады, что слышала когда-то от
дунгара-наемника. -
Покажи-ка свой меч, - урук перестал
скрести голову и поднял на нее глаза. -
Гляди, раз интересно, - девица вытащила из ножен полуторник мордорской
работы и положила к себе на колени. Тот
протянул руку и осторожно коснулся пальцами лезвия. -
Хорошая штука. - Надежная.
Мой лучший друг. -
Любишь его? Любишь...
какое странное слово... человеческое. Да, можно сказать, что и так. Во всяком
случае, меч-то никогда ее не забывал, как частенько - ее атаман. Это он спасал
ей жизнь, и ей, и командиру... не перечесть, сколько раз. А уж крови пролил
ради нее! - чужой, вражеской крови, своей-то ему иметь не положено, хоть иной
раз и кажется, что он живой. Или почти живой. Воистину, лучшие друзья девушки... -
Дай мне его - всего на один день, не больше. Обещаю, верну. Хочешь, поклянусь?
- глаза урука загорелись нехорошим блеском. - А
зачем он тебе? В Ортханке выдадут новый. - До
Ортханка еще далеко, да и чувствую, застряну я там. А в это время... -
Что - в это время? - Ее
могут убить. Ах,
вот оно что. Здесь замешана... кто, интересно?
Орчанка, или эта баба, от которой его вытащили? -
Любишь ее? Любишь... странное слово, человеческое... если это
значит - не только желать ее тела, но и до зубного скрежета бояться за ее
жизнь... - Не
знаю. Боюсь за нее. Понимаешь, я был у нее... почти
что не пленник... надо было сразу уйти. А я - оставался, думал, дождусь
Йомми, прибью, а ее в Ортханк притащу... Дождался... -
Ох, дурная башка! Надо было сразу решить, что для тебя
важнее, а теперь - терпи уж, радуйся, что жив. -
Неправда... Только тебе не объяснишь. Но и сейчас ее вытащить, наверно, не
поздно. Дай меч! - Не
дам! И уходить не советую - догоню, навешаю по ушам. -
Ты? Мне? По ушам? - урук неожиданно рассмеялся. -
Что ржешь, как Тулкас? -
Как кто? -
Именно то, что услышал, - смех был столь заразителен, что и Таура
расхохоталась. По
темному перелеску разносился заливистый ржач на два
голоса, причем повод, по которому ржали, как-то сразу забылся, и осталось
только это - жаркий костер, молодые разгоряченные лица и нечеловеческий гогот. Лурц
прекратил смеяться - резко, будто выключил механизм, и скользящим броском
свалил еще смеющуюся Тауру,
выбил меч из ее рук, подхватил его, поднялся - и был таков. ...
Таура настигла его, только выскочив из перелеска.
Запутавшись ногами в прошлогодней траве, Лурц взмахнул руками и с размаху
пропахал носом раскисшую землю. Девушка, не раздумывая, оседлала его, заломив
за спину руки. -
Говорила же, что догоню. - Не
смогла бы, кабы не выдохся за день... Ладно, слезай,
что расселась... Таура
хотела связать его, но, чтоб до веревки добраться, надо освободить хоть одну
руку, а так - и он никуда не уйдет, и она, как связанная. Урук
дернулся под ней. - Ты
что, за варга меня приняла? -
Варги умнее. Слушай, ты, дурья башка... дай слово, что
больше не побежишь, а то... -
Что - то? Так и будешь сидеть на мне до подхода роханцев? - Да
хоть до скончанья веков, - Таура задумалась. - Твоему
слову я все равно не поверю... Пойми, мы не можем потерять день, а я - прийти в
Ортханк без тебя. Командир с меня шкуру сдерет. Не в том смысле, в каком
говорят, а на самом деле. Вот ты, ты за свою женщину боишься, так? А на меня
тебе начхать. Твоя женщина еще, быть
может, спасется, а меня - такой сильной, умной, красивой - меня не будет.
Вообще. Тебе меня не жалко, да? Я вижу - не жалко... -
Красивой, говоришь? - урук снова пошевелился. -
Дай взгляну, а то что-то впопыхах не заметил. -
Скотина! Ну, подумай сам, что ты сможешь сделать там, откуда тебя и
вытаскивать-то пришлось впятером... - Я
сам убежал. -
Опять за свое... вобщем, решай, или ты меня
слушаешься, или - убегаешь, и мы оба погибнем. Точно тебе говорю, -
Таура изловчилась и, в мгновение ока
освободив руку, выхватила кинжал и приставила острие к его шее. Теперь все в
порядке - перевес на ее стороне. -
Ладно, уговорила... остаюсь. Да слезь же с меня, дай на тебя посмотреть, а то и
не разглядел толком. Таура
подобрала меч, поднялась на ноги и отошла на пару шагов. Лурц тоже встал, вытер
измазанное лицо и взглянул на нее. Что и говорить - себе цену знает, но
действительно - все при ней. Носик разве что подкачал - длинноват, зато глаза
хороши - две черные бездны с желтыми ободками, а уж фигура...
Урук облизнулся. Впрочем, отвлекаться не стоит. Если
сбежать от нее с мечом не удалось, пусть заснет, и тогда обобрать ее - пара
пустяков, только вот как усыпить эту девку... Лурц
шагнул к ней и положил руку ей на плечо - пошли, дескать, к костру, и
почувствовал, как она вздрогнула. Странно - он ведь не сжимал, легонько
коснулся. -
Звать-то как? - На
что тебе? Таура, - девушка удивилась его обхожденью -
сильный, а воли рукам не дает. Попробовал бы! Уж она бы на нем отыгралась - и
за его бегство, и за идиотское задание Сарумана, и за атамана, что пренебрегает
ею который уж день, и за судьбу свою бродячую,
тоскливую, неустроенную. Нет, все хорошо - каждый раз успокаивала она себя, но
нечто грызло ее изнутри, причем - сильнее, чем прежде. Ощущение, знакомое с
малолетства: чего-то хочется, а чего - не знаю. Нет, в
детстве больше всего хотелось жрать, потом, когда заботы о младших легли на ее
плечи - спать, выспаться до сыта, когда подросла - и еще кое-что, а потом, в
бесконечном походе - всепоглощающая усталость, но даже когда она засыпала на
груде добычи, на ханнатском ковре, и по обе стороны
лежали укатанные ею до полусмерти парни, а теперь вот бывает - и сам атаман,
из потаенного угла вылезала эта необъяснимая жажда неизвестно чего. И только
посреди боя, да что там - любой мало-мальски серьезной драки, приходила
отрешенность и внутренний покой - тело само знало, что делать, а разум
становился чист и безмолвен. Дошли
до костра, уселись, Таура, обхватив руками колени,
уставилась на огонь, а Лурц подгреб прогоревшие ветки в середину костра и
пристроил сверху пень с комьями земли на корнях. Огонь притух, исследуя
неожиданное препятствие с разных сторон, потемнело. Горячая рука снова
опустилась на ее плечо, скользнула по спине. - О
чем задумался... как там поется? Перемелется - мука будет. - Что
будет? - А,
поговорка такая... вобщем, все забудется, а нет - когда-нибудь посмеешься. -
Кто б говорил... -
Тебе ведь тоже не по себе - я вижу. - А
что ты еще видишь, догада? -
Вижу, что ты одинока, и тому, кто ложится сверху тебя, плевать на все твои нужды,
кроме самых простых. Что это тебе надоело, а как
изменить, ты не знаешь. Что у тебя есть соратники, а настоящих друзей
нету... -
Каких? -
Таких, что полезут за тобой в то дерьмо, в которое ты
вскорости вляпаешься... - По
себе судишь? - Да
нет, я просто вижу... как въяве... тебя среди трупов - живую, и никто не
торопится тебя оттуда вытащить... жалко. Ты хорошая, Таура,
ты даже сама не знаешь, какая ты... ну, как Мэлько - не для себя живешь. -
Сравнил жопу с пальцем... глупости иногда делаю, это
да, но чтобы себя забывать ради кого-то? -
Это не глупости, это - ты сама. А остальное - мелочи, вроде грязи, сегодня
есть, а завтра - помылся, и нет ее, - Лурц не ожидал от себя подобного
красноречия, но язык нес околесицу без малейшего участия разума, да так складно,
что урук подивился. - Ты одинока. Тебя никто не
любил. А я вот, дурак, сам, по своей воле, потерял
женщину, что любила меня. И теперь не могу успокоиться. Когда бы ты знала,
каково это - видеть, что тебя не просто хотят, а не мыслят жизни без тебя... И
с тобой когда-то будет такое. Тебя будут любить просто так, как дитя любит
мать, а не за что-то. -
Так ты о ребенке? - Таура произнесла это как можно
равнодушнее. Атаман не желал детей от нее, и она не осмеливалась перечить ему.
- Так рано еще... Вот раздолбаем тарков,
тогда можно подумать. - О
чем я? Да нет, не только об этом. И ребенок у тебя будет, и свой дом, и друзья,
а не начальники-подчиненные... и для этого не потребуется победы, да и не вижу
я ее - достаточно скорой, во всяком случае... Но... если
выживешь в той мясорубке... - Лурц запнулся. Словесный поток обмелел, и в
голове образовалась звенящая пустота, будто что-то, наполнявшее ее прежде,
улетучилось, словно хмель с легкой браги. Урук
нахмурился и тряхнул головой. - А
дружок у меня тогда будет, а, прорицатель? -
Дружок? Не знаю... большего сказать не могу...
отхлынуло. Лурц
подсел к ней вплотную и обнял за плечи. Она не отстранилась, но и не сделала ни
малейшего движенья к нему, и он чувствовал, как напряжены ее мышцы и пульсирует
жилка на шее. - А
еще что увидел? - Да
мелочи какие-то, обрывки. То ли прошлое, то ли будущее. Ты в Ортханке была? -
Ага, переночевала. - На
кухню заходила, да? Такая здоровенная зала,
полуподвальная. Потолок закопчен, справа печи, слева - два входа в погреба.
Один - открыт, и оттуда тащат полтуши, коровьей, кажется. Ты осматриваешься,
нюхаешь воздух - знаешь, мне самому по душе этот чад с привкусом горелого мяса
- такой теплый, вкусный, уютный запах - и в какое-то мгновение испытываешь
зависть к тем, кто может прожить здесь хоть несколько лет. - Ну
да, было такое... Поторопила с ужином. А то до утра бы проваландались. А еще? - А
еще - свою Эдри - ночь, костер, и ты рядом с ней. Но
она мне постоянно мерещится, так что не бери в голову. -
Так ты видел битву и меня - среди мертвых? -
Живую, Таура, живую, но все равно - ощущение чего-то
непоправимого, хуже, чем поражение, безнадежность... А самой битвы - нет, не
разглядел. - И
часто ты так? -
Как? -
Прорицаешь. -
Сейчас - в первый раз, - честно признался Лурц. - Видно, просто устал, вот и
накатило... -
Мне бы так «уставать» - я бы всем показала, где драконы летают. - А
ты хотела бы знать, что с тобою случиться? -
Конечно. А ты - разве нет? -
Что толку-то? Если не можешь ничего изменить, так лучше не ждать...
неизбежного. Да и не знаю я ничего о себе. Вот тебя - как въяве увидел, -
Лурц стер последние следы падения со
вспотевшего лба. - Безнадежность - это хуже всего. Я пытался забыть
Эдри, возненавидеть даже - не получается. Придется с этим
жить, и надеяться, что со временем боль ослабеет. Или привыкну, притерплюсь. А
тебе некого так вот забывать, тебе легче будет. Помни, когда совсем отчаешься -
ты необыкновенная, ты не должна так просто исчезнуть, пусть Чертоги тебя не
дождутся. -
Ну, ты скажешь... необыкновенная я... и вообще вроде Мэлько... -
Таура недоверчиво усмехнулась, но на душе потеплело, и
напряжение, только что скрутившее ее тело в подобие сжатой пружины, ослабло.
Парень, конечно же, ненормальный, и глупости говорит - от людей заразился, что
ли? Только слова его, взгляд - темный, затуманенный, ночной
взгляд сквозь ночь - притягивает, помимо твоей, да, кажется, и его воли.
Шаман? Да, вот она, разгадочка, и отыскалась, Лурц
нужен Саруману не ради задания, а как говорящее будущее. А
вот ей он зачем? Завтра их пути разойдутся, и каждый двинет к
своему неизбежному... Таура
только сейчас заметила, что каким-то образом перекочевала к нему на колени, и
теперь урук гладит ее волосы, шею... губы
соприкоснулись... раскрылись... слаще
меда и горячее, чем кровь... поцелуй. Целовалась,
не закрывая глаза, завороженная его отстраненным
взглядом, безумным, помогая его рукам сдирать куртку со своих плеч, выдернув
рубаху из-под пояса, подставила груди, задрожала от страсти и боли, когда его
ладони охватили их, сжали... Он
стащил с нее штаны, повалил на скомканную одежду, вошел в ее лоно, горячее,
пульсирующее, и тогда... и прошлое и будущее исчезло. Осталось лишь эта ночь,
долгая, словно вечность, остро пахнущая костром, влажным ветром и кровью из
разбитой губы, эта девушка, внезапно ставшая близкой - слишком близкой, чтобы
не зашевелилось в душе сомнение - а так ли необходимо ее обирать, переполненная
жизненной силой девушка-пламя, сжигающая себя и не ведающая об этом. ...Они
уже давно скатились с небрежно брошенной на землю одежды, разнесли
вдребадан всю стоянку и чуть не свалились в костер, и
теперь лежали рядом, успокаивая дыхание. Он прикрыл глаза, надеясь, что она,
увидев его спящим, потеряет бдительность и тоже задремлет. А она долго не
засыпала, ощущая, как его семя покидает ее, и таким же, как у него взглядом -
далеким, отстраненным, затуманенным - смотрела в темное небо, сплошь в пятнах
седых рваных туч, расчерченное колышущимися голыми ветвями. Лурц ждал, следя за
ее дыханием, боролся со сном, восхищаясь ее выдержкой и злясь на нее. Но не
дождался, и первым заснул. К
утру зарядил мелкий дождик, но ни он, ни она его не почувствовали - крепко
спали, обнявшись, как щенки в логове, согревая друг друга телами. |
|
