Мангуста, Ольга Хорхой (при участии Сэма о’Вар)

9 ½ дней.

( фанфик по фильму-трилогии «Властелин Колец», орочий гет, R, OC)

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22.

4.

... Лурц очнулся от резкой боли – кто-то тянул его руку, нажимая в середине предплечья – вот там-то и было больнее всего. Открыл глаза – над ним в ореоле рыжих волос возникло женское лицо, принюхался – пахло уксусом и камфарой, попробовал дернуться – и взвыл. Кто-то надавил ему на грудь, и словно копье пронзило его до самой хребтины. Скосив глаза, увидел сморщенного старикашку, с блестящей лысиной, прикрытой редкими прядями сивых волос. Тот, усмехнувшись, сказал:

- Лежи, парень. Будешь дергаться – в лоб дам. Тебе тут плохого не сделают, во всяком случае, мы.

- Где я?

- В кладовке. Это, надо тебе сказать, все же лучшее место, чем погреб. Потерпи – немного осталось. Стрелы вырезали, раны перевязали.

- Кто вы?

- Не враги. Станем ли друзьями – тебе решать. Может, себя назовешь, для начала?

Орк опять дернулся и мотнул головой. Все поплыло перед глазами. Да, видно, крови потерял многовато... Экзекуция над правой рукой подошла к концу, женщина сноровисто прибинтовала к ней лубок и уложила к нему на живот:

- Эй, полюбуйся! Саруман, небось, так не умеет.

- Шарку – великий человек. Он умеет сращивать кости и заживлять раны за один день.

- Так ты, все-таки, саруманов... То-то, смотрю, Эомер мне сказал, дескать, поймали разбойника, а сам не зарубил тебя, не повесил.

- Я сам его повешу, - тихо, но внятно, произнес Лурц.

- А вот это – обожди, пока ты у меня гостюешь. Будешь грозить, еще хуже – кулаками махать, так живенько в погреб отправим. Чтоб остыл. Для буянов прохлада – первое дело.

- Ладно, Эдри, хватит грозить, - вмешался старик. – Ты, вояка, пить хочешь?

Ледяная вода тоненькой струйкой побежала в пересохшее горло.

... Следующие дни проходили в тишине и почти полной темноте – Лурца кормили, перевязывали, выносили бадейку, и только в это время в каморке горела лампа. Глаза орка хорошо видят в ночной темноте, но не в полной же! Временами ему казалось, что он уже умер, или хуже – выброшен во внешнюю тьму, но звуки и запахи убеждали в обратном – он был заточен в человеческом жилище, и люди заботились о нем даже лучше, чем это сделали бы соплеменники. На седьмой – или то был десятый (он потерял счет времени) день пришла та женщина, которую старикашка назвал госпожой Эдри.

- Так ты служил Саруману, я правильно поняла?

- Почему служил? Еще буду служить, я – не предатель.

- Забавно, - женщина прошлась по каморке. – Не думала, что среди орков встречается подобная верность.

Лурц не ответил – он внимательно разглядывал женщину. Тело ее было зрелым, вполне зрелым для того, чтобы иметь пятерых или больше детей, орчанки в этом возрасте уже обычно обзаводились первыми внуками, но у людей все иначе. Орк в свое время погулял всласть в Изенгарде, благо, к нему и его соплеменникам никакая зараза не пристает, и знал, что человеческие женщины не имеют много детей, давая жизнь, самое большее, десяти-двенадцати отпрыскам, быстро старятся и становятся неспособны на это. Мало того, девушки, созрев к двенадцати, начинают рожать, самое раннее, в восемнадцать-двадцать лет, и рожают не каждый год. Наверно, они заботятся о своей красоте – от родов отвисает живот и сморщиваются груди. Эта же была упруга, как дорогая белая булка – Лурц пристрастился к подобному лакомству, и с каждого жалованья покупал штук по десять, в запас, ибо деньги в его руках не держались. Верный племенным законам, он спускал его в первые же три дня, что не на шлюх – на пропой. Да и то верно, в Ортханке можно прожить и без денег, двухразовая кормежка и оружие (посмей потерять!) дается оркам задаром. Ему нравилась такая жизнь – и казармы, где одновременно спали-болтали-ругались по полторы сотни орков, и казенные вещи, регулярно сдаваемые на стирку и прожарку от блох, и самоволки, за которые полагалась неизбежная расплата в виде отсидки в холоднющих даже в разгар лета подвалах, и даже – муштра, которая была малой расплатой за покой и удобство этой безответственной жизни. Лурц был молод, он в Ортханке родился, и никто бы не смог его убедить, что в лесу, в горах или еще где-то орку жить веселей. Впрочем, неприятностей на свою голову он и там находил немало. Однако не выделишься – не заметят. Саруман поощрял и возвышал именно тех, кто проявлял себя в дерзких забавах – одной такой шутки, когда Лурц притащил четыре головы «светлых охотников» хватило, чтобы он пошел в гору.

Женщина остановилась подле него, на расстоянии протянутой руки, и орк ощутил ее запах. В нем смешалось все то, что отличает человеческое жилье от казенных хором – аромат сена и амбарной пыли, меда и козьего молока, лекарственных трав и теплого хлеба. Но все эти ароматы перекрывал запах женщины – жаркий, чуть кисловатый, волнующий и умиротворенный одновременно. Лурц вдыхал его, раздувая ноздри, и от женщины это не укрылось. Она хмыкнула и отступила на шаг.

- Так хорошо живут люди у Сарумана?

- А это кто как... Как поработаешь, так и живешь. Саруман берет десятину. Думаю, это немного, да со всего Дунланда сколько набирается. Кто же работает на него, тем он платит. Мастера, что родом из Горнбурга, довольны вполне. Понимаешь, Саруман сам вроде купца – его люди торгуют везде, от Дейла до Гондора, и не все знают, что они – сарумановы. Вот роханских коней хорошо покупают, так я пару раз табуны сопровождал, от вас и до границы с Гондором. Дальше нам нельзя, только беду навлечешь...

- Кому это – вам?

- Оркам.

- Ах, вот оно что... Да, вы же – порожденья Врага... – женщина поставила раскладную скамеечку у его лежбища и плюхнулась на нее.

У Лурца защекотало в носу и шевельнулось... не в душе – ниже пояса.

- Знаете, госпожа...

- Госпожа Эдри.

- Да, госпожа Эдри, - Лурц доверительно положил руку ей на колено. – Так вот, не хочу я это сейчас рассусоливать. Если вы мне сочувствуете, то...

- Что – то? – Эдри накрыла его руку своею рукой.

- То – отпустите. Я, в общем-то, оклемался, дойду... – Лурц наклонился к ней, и правой, неуклюжей из-за лубка, рукой сжал ее пальцы.

- Нет! – вскрикнула женщина. Возмущенно, или от боли? – Эомер приказал сторожить тебя вплоть до его распоряжений.

Лурц ослабил хватку. Погладив пальцы, скользнул рукой чуть выше колена, провел, приминая юбку, насколько мог дотянуться. Женщина не возражала.

- Он же хочет меня убить...

- Глупости! Если бы хотел, так убил бы – я его знаю. Ты ему нужен – это да. Для каких-то, одному ему ведомых, выгод...

- И вы хотите ему подыграть?

- Не знаю, не знаю... – Эдри вздохнула и провела свободной рукой по лицу, будто снимая налипшую паутину.

- Значит, вы тоже – его фигура, фишка. Играли в «славный поход»?

- А ты-то умеешь?

- Проигрывать... В Ортханке есть такие мастера, что сам Ромендакил бы продулся.

- Ромендакил? Так ты и историю знаешь?

- А то как же – учили. Есть там одна тетка... Кетэ прозывается. Так вот – я предпочел бы десять раз ходить в патруль по болотам, чем ей один раз испытанье сдавать. А без этого – даже десятником не станешь. Ох, и смеялся же я, когда люди ей отвечали!

- Что, так плохо?

- Да нет... просто оркам легче дается счет и съемка местности, а людям – письмо и история... Так мы подслушивали, как она людей разносила... Это, говорит, где ты холм углядел? На своей заднице, что ли?

- А много ли женщин в Ортханке? – Эдри будто не замечала, что Лурц уже забрался ей под юбку и гладит ногу.

- Порядочно. А что бы не жить – если хоть что-то умеешь, в таком хозяйстве всегда примененье найдется. Опять же – платят им, как мужчинам, сколько потопал...

- Столько – полопал? А если хочешь хозяйствовать отдельно, на земле, с арендаторов много берут?

- Не слышал, не знаю. А вам-то зачем?

- Да, говорят, в Дунланде земля плодородней... Ой!

Лурц понял, что сделал очередную глупость – не будучи в силах сдержаться, довел руку до бедра и когти, изрядно отросшие за неделю, вонзились ей в кожу. Ну вот, теперь все его слова – ни к чему. Ну, почему она женщина, а не орка! Почему надо сдерживаться, объяснять, убеждать, когда и ежу ясно, что нет дела выгоднее, чем служить Саруману! Почему нельзя ее просто взять в охапку и завалить на этой койке, чтоб им обоим было сладко и хорошо!

- Прости, Эдри... я больше не буду...

- Почему это – не будешь? – она поднялась со скамеечки и наклонилась над ним. – Мы, кажется, еще и не начинали...

... Ох, и пожалела она в следующее мгновение, что так сказала!

В одно мгновение перелетев через него, оказаться придавленной к жесткой скамье, с задранной юбкой, и...

Ей показалось, что она сейчас умрет. Он овладел ею так, как умел – резко и быстро, без ласки, до самых дальних пределов... Кто же знал, что она такая... слабенькая... вскрикнула... еще кто-то услышит... Лурц остановился и поглядел на нее – с сожаленьем. И она... открыла глаза, улыбнулась, поднялась на локтях, и поцеловала его – куда смогла дотянуться, где-то чуть ниже повязки... и орк понял, что победил – в этом нелепом состязании, где слова предваряют соитие, а оно, в свою очередь, странным образом подкрепляет слова...

Эдри потупила очи. Да, это не Эомер... Слегка развернувшись, чтобы орк не мог причинить ей новую боль, приникая к его жаркому телу, подчиняясь его неистовству, она поняла, что он – именно то, что ей надо: страстный, как дикий кот по весне, наивный до детскости в том, что касается человеческих отношений, выкладывающийся так, будто в последний раз... любит... а умеют ли орки любить? Не так вот – повалить на койку и войти, будто в собственную берлогу, а... что за глупые мысли? У них, поди, и фэа-то нет, а так – пар один, но как он ее... будто знает, где ей слаще. Она постанывала, но уже не от боли, и звериный запах его пота дурманил голову хуже любого вина и травы...

И они двигались слаженно, словно детали какого-то механизма, и она, такая нежная и мягкая, и снаружи, и... там... она охватила его, как безумная мысль – сумасшедшего, лишила всякого представления о реальности, до потемненья в глазах, до умопомрачения, до последнего содрогания, до покоя, когда потолок переливается всеми цветами побежалости, а руки и ноги становятся вялыми, как после двух суток ходьбы...

Нет, кажется, руку он все-таки растревожил – ишь, заныла, проклятая. Ну да все это – чепуха. Главное – ей понравилось, и теперь он может... да, а что он теперь может – уйти? Нет уж, дудки! Теперь, когда он приобрел такого союзника, он подождет Эомера. Дождется, свяжет, переломает ему руки и ноги и притащит в Ортханк.