Мангуста, Ольга Хорхой (при участии Сэма о’Вар)

9 ½ дней.

( фанфик по фильму-трилогии «Властелин Колец», орочий гет, R, OC)

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22.

21.

Это случилось. Она не верила, надеялась, что Лурц врет, по крайней мере - ошибается, но не далее, как прошлой ночью предсказанье исполнилось. Дело даже не в том, что битву за Горнбург позорно просрали. Подвели не орки - сложили оружие люди, четыре сотни, бывшие под командованьем четырех сыновей Руттена, сдались, не успев вступить в схватку. Город почти пал - в пролом стены (Таура искренне восхищалась ребятами, под градом стрел добежавшими таки до стены и разнесенными взрывом, разрушившим ее, в клочья) хлынули орки, и, несмотря на то, что вестгольдцы пришли на помощь Рохану, можно было занять город и продержаться. Люди! Неужели вы так верите своим бывшим соотечественникам, что готовы презреть не только присягу, но и собственную безопасность? Таура, валяясь на груде тел, видела, как сыновей Руттена вздернули тут же - на остатках стены, как их воины были связаны по двое и - известно, что ждет пленных в этом случае - отправились навстречу неминучей судьбе. Она хотела умереть, Мэлько знает, как хотела, но кровь из отрубленной голени остановилась, а сил дотянуться до кинжала не было вовсе. От всех ощущений тела остался лишь жуткий озноб, даже боль отступила, и руки, скованные холодом и слабостью, не повиновались. Да, она знала, что калеке нет места в орочьей стае, но покончить с собой - это было выше ее сил. А потом... Она увидела над собой размытый занимающимся рассветом женский силуэт и почувствовала, как ее подхватили под мышки и тащат. И вот теперь, у костра, очухавшаяся, согревшаяся, перевязанная, она должна была выполнить свой последний долг. Старик, размотавший наспех накрученную женщиной холстину, смазал рану какой-то мазью и наложил свежую повязку - намного аккуратнее. В жестком свете позднего утра Таура видела, что кость уже заплыла мякотью - тело торопилось заживить рану, не зная, что участь его давно решена. Хлопнув девушку по плечу, старикан сообщил, что теперь ее очередь сторожить, поскольку «после перевязки все равно не заснешь». Таура не возражала - вот и появилась возможность перерезать себе горло без ненужных свидетелей. Как только старик, свернувшийся у костра по-собачьи, засопел с присвистом, она вытащила кинжал и положила перед собой. Оглядела - все-таки, последнее утро в ее жизни - безрадостный степной горизонт с темной полоской гор, собралась с духом, и... убрала уже протянутую руку. Умирать не хотелось. Она никому не нужна. Атаман мертв - теперь ему самому кто бы помог выбраться из Чертогов. В сарумановом войске никто ее особенно и не знал. Никто не пропоет клич, некуда будет идти... Ужас выдавил из ее сознания последние проблески мужества. Нет! Ни за что! Если бы прекратить мучения разом, и ничего больше не чувствовать, не ощущать - тогда куда бы ни шло, но вот так... бродить, распадаясь, в тумане, переходить, капля за каплей, в мертвенный свет... никогда. Она никому не нужна. Никому. Никто не станет ее звать. Искать. Ни там, ни здесь... И это - обнадеживает. Скрыться. Подлечить рану. И всех обмануть. Деревяшку скроет сапог. А эти? Они даже имени ее, и то не знают. Как только немного оклемается, она бросит их. Люди - не попутчики орке.

Кто-то дотронулся до плеча. Таура оглянулась. Женщина, вынесшая ее с поля боя, присела рядом на корточки и сочувственно прошептала:

- Тебе очень больно?

- Да ничего, терпимо... А ты что не спишь?

- Я хотела спросить. Ты ведь из саруманова войска?

- Да, а что?

- Ты знаешь, там был такой Лурц... кажется, сотник...

- Угу, - Таура была рада отвлечься от мыслей.

- Ты не знаешь, ты видела, он жив - или?

- Знаю, - с каким-то злорадством ответила девушка. - Лурц погиб. Башку, как орех... Ну, не знаю насчет башки, но если меч шлем разрезает, как масло, то кость раскроить - еще проще. Я видела, как он упал... до того, как меня подрубили...

Женщина качнулась и, грохнувшись на колени, уткнулась носом в ее плечо. Зарыдала. Таура неловко развернулась, отодвигаясь от этакого водопада.

- А накой он тебе?

- Я ведь там... под стенами... его искала...

- Зачем? Перед Шарку выслужиться?

- Не-ет... знаешь, мы с Лурцем того... спали... у меня от него ребеночек будет.

Таура критическим взглядом окинула женщину, тряхнула космами, нахмурила брови.

- А тебя, случайно, звать не Эдри?

- Да, - обрадовалась женщина. - А он обо мне говорил?

- Угу, - расхохоталась орка. - Говорил, вот еще навязалась дура на мою голову.

- А, - махнула рукой женщина, - Пускай... что теперь ворошить... А ребенка его я воспитаю достойным человеком.

- Ты что, решила родить? - с недоверием уставилась на нее Таура. - Ежели так, то человеком его воспитывать я тебе не позволю. Ясно? Дураков и без этого хватит. Сама им займусь - ладно? Ну, вдвоем...

Эдри немного успокоилась, и ее зареванное лицо вдруг озарилось улыбкой.

- Так ты от нас не уйдешь?

- Куда уж мне, на одной-то ноге... Слушай, что скажу. Раздобудьте мне палку, лучше - рогатину, а то вам тащить меня тяжело. Двинемся в Дунланд - там никому до нас дела нет. Переждем заваруху - чую, Горнбургом не обойдется. А там... видно будет. Только об имени своем - забудь, очень оно у тебя... роханское. Ты у нас будешь... Дайрой. А что - вполне по-дунгарски звучит... Надо только место выбрать подальше от больших дорог, побезлюднее. Нас никто не найдет, нас никто не узнает - даже если очень захочет. Мы всех их...

Лейф проснулся посреди самого сладкого, третьего сна, почувствовав жесткие тычки, и подслеповато заморгал глазами, пытаясь вспомнить, где он, и что Эдри от него надобно. Когда Таура наконец растолковала ему их решение, он вздохнул и перевернулся на другой бок. Тычки продолжились, и старик окончательно пробудился.

- Так идти-то куда? Лейф, миленький, - Эдри сложила руки, заискивающе улыбаясь, - Ты один тут Дунланд хоть как-нибудь знаешь, подскажи.

- А-а, Дунланд... Ну, так лучше Кремена ничего не сыскать. Предгорья, пастушеское селение, там, если не помер еще, друг мой живет. Когда-то вместе служили.