Глава 11

Из леса выехал черный конь, неся на спине громадного воина в кольчуге из крупных колец, в шлеме. Справа к седлу приторочен лук, чьим толстым рогам позавидовал бы бык Тавря. Осторожно ступая копытами по пыльной дороге, конь шел самой серединой деревни. Собаки кидались с лаем на гостя, стараясь вцепиться за ноги, вовремя отскакивая из-под копыт размером с миску.

Из хат выскакивали любопытные, без опаски разглядывали проезжего. Мальчишки бежали рядом, наперебой кричали, показывая руками то на длинное копье, то на меч, то на огромную палицу на правой руке.

Всадник опустил голову, сурово сдвинул брови и зычным голосом спросил:

- А ну, козявки-букашки, сказывайте, есть ли у вас в деревне кузня?

От его голоса малыши бросились врассыпную. Чумазый мальчонка споткнулся, упал. Вскочил на ноги, исподлобья поглядывая на всадника и хлюпая носом.

- Есть, дяденька. Только не покажу, где, - малец хитро прищурил один глаз.

- А пошто не скажешь-то? - великан добродушно хмыкнул в черную бороду.

- А ты же меня не прокатишь на коне-то, поди?

- Отчего ж не прокачу, прокачу. Залезай..., - великан похлопал ладонью по седлу перед собой.

Мальчишка подбежал, обошел кругом коня, проскочил у него под брюхом, серьезно сказал всаднику, который с любопытством поглядывал сверху:

- Что глядишь? Руку-то подай.

Великан нагнулся, опустил руку. Мальчонка быстро ухватился обоими кулаками за расставленные пальцы широкой ладони. Всадник как пушинку поднял мальца, поставил его перед собой на седло, тронул коня.

- Ты чей? - чтобы как-то начать разговор, спросил великан, придерживая одной рукой мальчугана за плечо.

- Мизгирь я, - повернул чумазое лицо мальчишка. Серые глазенки бесстрашно посмотрели на богатыря.

- А богатыри у вас есть? - как бы равнодушно спросил всадник, оглядывая деревню.

- Не-а, как дедка мой помер, так и нету...

- А где он помер-то?

- Да вот тут и помер, - мальчонка показал рукой вниз на землю. Конь как раз бухал копытами по большой площадке утрамбованной земли.

Всадник судорожно дернул коня в сторону, чтобы объехать голую землю. Поднял руку, перекрестился.

- Ты чего? - удивился мальчуган. - Здесь же ближе! - он вытянул руку по направлению площадки.

- Там же твой дед лежит, - смущенно пояснил великан. - Негоже топтаться по могилам...

Мальчишка обернулся, вытаращил глаза на чудного мужика, покрутил пальцем у виска, удивленно покачал головой, пояснил:

- Мой дед там, - он ткнул грязным пальцем в небо. - А здесь его сожгли. И бабку тоже... - жалостливо добавил он, хлюпнув носом.

Навстречу попалась баба с пустыми ведрами на коромысле. Великан похмурнел лицом, снова перекрестился.

- Дядь, а ты не шелудивый? - подозрительно прищурил глаз пацан и чуть отодвинулся.

- Кажись, нет. А что? - недоуменно спросил мужик.

- Чевой ты тогда то лоб, то живот чешешь?

- Да это я так, жарко, - уклончиво пояснил великан.

- И правда, жарко, - согласился мальчишка. Запустил пальцы обеих рук в лохмы и что есть силы почесался. Поднес ладонь к носу, вгляделся в грязь под ногтями, плюнул на ладошку и вытер об штаны.

Из леса вышла Баилка, увидала внука на коне у чужого, погрозила клюкой. Мужчина разглядел худое лицо, прямой тонкий нос, черные глаза, выбивающиеся из-под темного платка длинные седые волосы, затрясся крупной дрожью. Что-то забормотал себе под нос, дважды перекрестился, сплюнул на землю.

- Ты чего на землю плюешься? - нахмурившись, строго спросил парнишка.

- Да вон та старуха на ведьму похожа.

- Ну и что, не видал ведьм, что ли? Ты прямо не русский какой-то, а жид.

- Кто-о? - рявкнул мужик, побагровев.

Пацан втянул голову в плечи, не понимая, отчего так рассвирепел дядька.

- Ну-у, жид - это Фома неверующий, - снисходительно пояснил мальчуган глупому дядьке. - Он заходил надысь к нам в деревню, тоже все не верил, как это мы до сих пор так живем. Кричал, что не может глядеть дедка мой с небушка на нас, коли его сожгли. Говорил, что зарывать надо. Наши его чуть самого не зарыли, да дед Кузьма заступился. Вот чудной! - мальчуган хмыкнул. - Зарой вот тебя, - много ты узришь? Я вон в погреб упал, так лоб разбил в темноте об кадки, - он с гордостью показал пальцем синяк на лбу.

- Эх, темнота... - опять сплюнул мужик. Мальчишка замолчал, насупился.

- Пусти, не хочу я ехать, - он дернулся из рук всадника, собираясь спрыгнуть на ходу.

Мужик схватил его за ворот рубахи.

- Куда?! А дорогу показывать? - строго спросил бородач, крепко держа пацана на весу перед собой.

Мальчишка вывернулся ужом из рубахи, сиганул с коня, проворно отбежал в сторону.

- Рубаху отдай! - крикнул он сердито.

Мужик в сердцах отшвырнул одеженку.

- Вон, там кузня, - надев рубаху, показал рукой на конец деревни мальчишка. - Поезжай, может, и тебя там подкуют тоже.

- Да я вас... - заревел мужик.

- Не боимся... У нас еще есть мужики, что и бока тебе намнут, и рога пообломают.

Великан поднял руку, ощупал голову, побагровел, заорал на мальчишку:

- Где ты рога видишь, щенок?

- Будут ... - злорадно пообещал пацан, выглядывая из лопухов.

Бородач запыхтел, раздуваясь от злости, завертел головой. Кое-где над заборами торчали макушки, сквозь щели поблескивали любопытные глаза. Мужик разинул рот, собираясь выругаться, передумал, смачно плюнул, стараясь попасть в пацана. Не доплюнул. Мальчонка нырнул в лопухи, скрылся под листьями. Конь терпеливо стоял, лениво пощипывая верхушки травы. Чуть фыркнул, глядя, как почти перед самой мордой пересекает дорогу здоровенный черный кот, гордо задрав трубой хвост.

Мужик поднял пальцы ко лбу, воровато оглянулся по сторонам, почесал переносицу. Огромная булава из цельного дуба болталась на толстой руке как невесомая.

Кот остановился, уставился на всадника желтыми глазами. Раскрыл пасть, зевнул, далеко высунув длинный язык. Всадник махнул рукой, прогоняя с дороги кота. Кот обиженно взмяукнул, развернулся и пошел обратно.

- Тьфу на тебя... - в сердцах опять сплюнул мужик. Глухо звякнуло. Большой ком земли ударил в шлем сзади, рассыпался в пыль. Всадник грузно развернулся, ища злыми глазами обидчика. Улица была пуста, лишь кое-где покачивались листья лопухов, да куры купались в пыли.

Великан поднял голову, поглядел в небо, недовольно бормоча, скрестил пальцы и осторожно тронул коня, оглядываясь по сторонам. Через несколько шагов он выпрямился в седле, широко развернул плечи, успокоено вздохнул, радуясь, что кот и ведьма не успели напакостить. Вспомнил мальца, и настроение его вновь упало.

Вот показалась и кузница. Из каменной трубы шел дым, дверь была открыта, оттуда доносился звонкий стук молота. Под высокой березой, стоящей рядом с кузницей, сидели двое парней, похожие друг на друга статью, оба широкоплечие, румяные. Пепельно-русые волосы одного перехвачены кожаным витым ремешком, за который воткнут синий цветок. Щеки его кудрявились светлой бородкой. Сидя на пеньке, он постукивал молоточком по косе. Рядом лежали еще несколько кос и вил.

Второй парень, с чистым открытым лицом, в кожаном фартуке, стоял на коленях и в большом корыте мял кожи. Толстые руки без устали месили, мяли, тянули в разные стороны большие лоскуты. На широких плечах перекатывались волнами мышцы. Парни смеялись, перекидываясь шутками. Видно было, что никакая работа им не в тягость.

Услыхав конский топот, парни разом повернули головы в сторону гостя, поздоровались, не прерывая работы.

Приехавший легко соскочил с коня, поднял руку, приставив козырьком ладонь ко лбу, вгляделся в открытую дверь кузни. На запястье, прикрепленная толстым ремнем, висела шипастая булава. Необъятную грудь туго обтягивала кольчуга из колец, спускаясь почти до колен. В поясе воин был перехвачен широким ремнем из двойной кожи с прикрепленным слева мечом. Толстые руки до локтей обхватывали железные браслеты.

Мужик опустил руку, повернул к парням заросшее до самых глаз густой черной бородой лицо, хмуро глянул синими глазами.

- Кузня тут есть, али нету? - раздраженно спросил он парней, не ответив на приветствие.

Ребята переглянулись, русоволосый отложил косу, лег-ко встал и быстрым шагом направился к дверям кузни.

Прибывший с нескрываемым плохим настроением поискал глазами место, куда поставить коня. Не нашел, грубо обратился к парню:

- Эй, кожемяка, у вас тут коновязь есть или мне так и стоять столбом?

Парень выпрямился, стараясь не обращать внимания на неприветливый тон гостя, почтительно взял под уздцы коня и отвел в тень. Привязал его к вбитому колу, положил перед конем охапку свежей травы, ополовинив долю козы, что лежала рядом. Повернулся к приехавшему, спокойно глядя на него серыми глазами и ожидая, что еще восхочет незваный гость. Бородач хмуро глянул на пшеничные кудри, румянец на щеках, измерил своим аршином руки кожемяки и отвернулся к кузне. Парень вновь принялся за работу, изредка поглядывая на гостя.

Из темного чрева кузни выскочил долговязый подросток, во все глаза разглядывая приезжего, следом степенно вышел русоволосый парень, одернул младшего брата. Щурясь от яркого света, из кузни вышел Агрик. Вытирая на ходу руки пучком травы, он направился к гостю, внимательно вглядываясь. Чуть сбился с шага, опустил голову, с усердием оттирая пятно сажи на локте.

- Здравствуй, мил человек. Я тутошний кузнец, - Агрик быстро глянул в лицо гостя и отвернулся, восхищенно разглядывая коня, словно первый раз в жизни видел коней.

- И тебе, хозяин, - пробасил гость. - Работы я тебе привез: копье навострить, коня перековать, стрел каленых набрать. И еще, - он со злостью стянул с головы шлем, ткнул толстым пальцем во вмятину, - выпрямить...

Агрик взял в руки шлем, повертел, сунул пальцы внутрь. Лицо его побагровело, на руках вздулись толстые вены. Бородач вытаращил глаза, видя, как вмятина выгнулась в обратную сторону, тряхнул густыми смоляными кудрями, выхватил из рук кузнеца шлем, потрогал ровную поверхность, неверяще заглянул внутрь шелома.

- Да я и сам бы мог, - сказал он сердито, напяливая шлем на голову, - да все недосуг.

Не спеша снял с руки булаву, больше похожую на палицу. Сделанная из цельного дуба вместе с корнем, обоженная на костре, с вбитыми меж корней железными шипами, кое-где обитая полосками железа, она была уже очень старой. Потрескавшаяся вдоль рукояти, с многочисленными зарубками, чертами и резами на темном черене; в некоторых местах дуб был уже измочален, бурые пятна покрывали ее от рукоятки до корней.

- У бабки в сундуке нашел. Говорит, от деда Тараса осталась. Обновить бы ее, а, мастер?.. - он с надеждой глянул на кузнеца, ощупывая калиту с монетами на поясе.

Кузнец бережно взял в руки старое оружие, любовно провел по черену, вгляделся в резы, вздохнул.

- Последняя реликвия, - сказал он дрогнувшим голосом. Помолчал, добавил:

- Я тебе новую дам, а этой пора на покой.

Он безжалостно взмахнул рукой снизу вверх, швыряя булаву в небо. Она с гулом исчезла с глаз в синеве. Не обращая внимания на разинувшего рот гостя, обернулся к ребятам, крикнул:

- Иваш, принеси что-нибудь взамен.

Русоволосый парень склонил голову, направился к кузне. За ним вприпрыжку увязался братишка Степан.

Агрик повернулся к гостю, вежливо спросил:

- Откуда и куда путь держишь, богатырь?

Богатырь глянул в небо, поискал глазами булаву. На всякий случай отошел под березу, поправил на голове шлем, прислушался, успокоено сказал:

- Жарко у вас... В тенечке постою. А еду я из села Карачарова в стольный град Киев. Клич по Руси прошел - собирает светлый князь Владимир богатырей на службу ратную, землю нашу защищать. Встречает с почестями, каждому приезжему пир устраивает.

- А кто кликал-то?

- Да понимаешь, история тут такая... Я ведь сиднем просидел тридцать лет и три года на печи. Ноги мои не ходили, - богатырь глянул на свои ноги, тяжело топнул сапогом в землю. С ветки свалился дремавший соловей, едва успел раскрыть над самой землей крылья, тяжело взлетел на дерево. Уставился на стоявших внизу людей круглым глазом, обиженно свистнул.

- Кыш, разбойник, - махнул на него десницей гость.

Соловей приложил крыло к голове, обидно пошевелил перьями, гордо прошагал к гнезду. Сунул клюв в мягкий пух и закрыл голову крыльями.

- Так вот, - продолжил гость, - сижу как-то на завалинке перед домом, подходят двое калик перехожих с клюками, попить просят. Я им и говорю: мол, не могу ходить, на руках еле ползаю. А попить есть, как не быть, у бати пятиведерная бочка браги стоит. Калики насмехаться стали, на горло давить, мол, не жадничай, Илюша, уважь жаждущих. И такая обида меня взяла, ишь, думаю, жидом обозвали, а я ж добрый - птахи не обижу. Пришлось встать, принести им ковшичек. Потом еще один, и еще... Так мы и откушали всю бочку на троих, потом еще кушали... а, нет, это уже из корыта, - поправился смущенно Илья. Помолчал, передернулся, - тот, что помоложе был, рыжий, все по двору бегал, за курами, руками махал да орал: «я - демон, я - орел на взлете, я - укротитель птиц...». Или львиц? Я уж и не помню точно. Э-э, ты чо такой красный стал? Не заболел, случаем? - заботливо уставился Илья на кузнеца.

Агрик отворотил лицо в сторону, торопливо тер шею и уши пучком травы.

- А и правда - жарко. Встану и я, пожалуй, в тень, от солнца, - хриплым голосом сказал он. Откашлялся, поучительно заметил:

- Да-а, надо было тогда меньше пить...

Илья вскинулся, его задел назидательный тон, который принял на свой счет, и он угрожающе сказал кузнецу:

- Не учи... Ты, что ли, наливал?

- Нет, ты что!? - испуганно дернулся Агрик.

- То-то же. Одна радость - те двое тоже обезножели.

- Как обезножели? - сильно удивился теперь уже побледневший кузнец.

- А так, под конец и они на карачках по двору ползали, - довольно ухмыльнувшись, сказал Илья.

Из дверей кузницы вышел Иваш. Подмышкой левой руки он небрежно зажал огромную железную булаву. Правой рукой, сильно изогнувшись, он тащил за изогнутую ручку подорожную шалыгу. Конец ее волочился по земле, оставляя глубокий след, как после сохи. Пятясь задом и высунув от усердия язык, ему помогал младший братишка, вцепившись обеими руками в клюку. Подойдя к Агрику, Иваш выпустил из руки шалыгу, которая упала с тяжким ударом, наполовину зарывшись в плотную землю.

Вытерев пот со лба, Иваш застенчиво улыбнулся, взял правой рукой булаву за середину черена, с легким поклоном отдал кузницу. Агрик небрежно взял ее, повертел в руках, осматривая. Придирчиво пошатал пальцем граненые шипы длиной в мизинец ребенка, вытер рукавом пятно сажи на шестигранном черене.

Илья не мог оторвать восхищенных глаз от булавы. Сверкающая в свете солнца ровными гранями, позолоченная рукоять с плетеным из кожи ремнем для запястья, громадный, с голову ребенка, шипастый шар. Он прикинул на глазок, что весит она не менее четырех - пяти пудов. Агрик закончил любоваться булавой, протянул ее ручкой Илье.

Заранее напрягая мышцы, Илья собрал все силы, готовясь не опозориться перед грязной деревенщиной и достойно принять оружие. Обхватив удобную, словно по его руке сделанной, ну, может, чуть великоватую - на палец, не больше, рукоять ладонью, Илюша мысленно перекрестился и потянул булаву из рук кузнеца. Неожиданно его рука легко взмыла вверх, едва не зацепив булавой по носу Агрика.

Агрик отшатнулся. Заметив изумление на лице Ильи, пояснил:

- Она пустотелая. Пуда полтора - два, не больше. Для себя делал. Ручка не мала?..

Илья со снисходительным выражением лица повертел булаву в руке, отойдя в сторонку, помахал ею вокруг себя, перекидывая из руки в руку. Поднялся ветер, кружа пыль, сено, листья. Парни, придерживая кудри ладонями, с восхищением смотрели на мастерство владения булавой. Степашка ухватился за фартук Никиты, чтобы не сдуло ветром.

А Илюша расходился вовсю. Перекидывал с ладони на ладонь шар, одним пальцем подкидывал вверх, принимал на плечо, пинал ногой, перебрасывая через голову, отбивал пяткой. Хотел еще показать неучам, как удерживать булаву вертикально на кончике носа, но передумал - не за нос, уже привыкший к молодецким забавам, боялся, а за ротозеев. Булава-то новая, ручка гладкая - соскочит, да как бы не залетела в их раззявленные, как погреба, рты.

Скрывая довольную улыбку в усах, Илья подошел к Агрику, неопределенно пожал плечами, пробурчал:

- Красивая игрушка. Уж и не знаю, может и впрямь лучше старой...

С этими словами он подбросил левой рукой булаву вверх. С низким звуком, от которого заложило уши, сверкающая точка исчезла в небе.

Агрик захлопнул рот, обошел Илью кругом, поднял с земли клюку, обтер пучком травы.

- А то вот, на, возьми. Незаменимая вещь в дороге, - он поднял руку с клюкой, почесал между лопаток крюком, - да и в глаза не бросается, как меч. Никто не позарится, - Агрик повертел клюку между пальцев. Перед ним образовался темный круг, сквозь который виднелось худое скуластое лицо.

- Ты что каркаешь, коваль? - рявкнул Илья. - Хочешь, чтобы я, богатырь, по дорогой с клюшкой, как калека перехожий, таскался? Чтоб вот это, - он с возмущением поднял подол кольчуги, - на рубище сменял!!?

Агрик перестал вертеть перед собой клюкой, назидательно произнес:

- От сумы и клюки не зарекайся...

Илья чуть не задохнулся от злости:

- Опять каркаешь, ворона? Да я таких палок в любом овраге наломаю!

Он выхватил из рук кузнеца клюку, охнул, согнувшись чуть не до земли. Клюка едва не вырвала руку из плеча. Чувствуя непомерную тяжесть, Илья медленно разогнулся, из-под шлема показались крупные капли пота. Преодолевая желание помочь себе второй рукой, он из последних сил приставил клюку к ноге, оперся на нее рукой, вытер пот.

- Не нравится - не бери, - обиделся кузнец. Выхватил из-под руки Ильи свою клюку левой рукой, не глядя, отбросил назад. Кувыркнувшись в воздухе, шалыга повисла, покачиваясь, на одном из двух штырей толщиной с черенок вил, вбитых в стену кузни.

- Я с ней столько прошел, столько прошел... - надул губы Агрик, - сорок пудов железа в нее вбил. От чистого сердца предложил, а ты... - он не договорил, махнул рукой, отвернулся:

- Давай твои железяки ржавые, недосуг мне с тобой тут лясы точить.

Илья расстроился, что ни за что, ни про что обидел доброго человека, подошел к коню. Снял копье, хмуро сунул в руки Ивашу. Тот взял древко, больше похожее на оглоблю, вернулся к своему пеньку, сбил с искепища гнутый наконечник. Богатырь достал из переметной сумы котомку с наконечниками для стрел, бросил Степашке. Тот двумя руками поймал ее, покачнулся, на подгибающихся ногах направился в кузню за братом. Илья вытянул из необъятных недр сумы еще одну котомку, молча отошел в тень, сел, скрестив ноги, развязал узел, аккуратно расправив края. На тряпице лежали с десяток давленых яиц, завернутый в лист лопуха большой кус вареного мяса, головка лука и большой пучок зелени.

Не поднимая головы, ни к кому не обращаясь, Илья хмуро проговорил, напоминая:

- Коня бы напоить, да перековать...

Агрик остановился, недовольно оглядел гостя.

- Никита, сынок, обслужи...

Кожемяка оторвался от работы, недружелюбно смерил взглядом широкую спину, обтянутую кольчугой, ушел в хату. Вернулся оттуда с ведерной корчагой, накрытой большим караваем хлеба. Венчала все большая деревянная плошка. Никита подошел к гостю, поставил корчагу рядом с ним. Снял каравай, с легким поклоном подал Илье, скрывая легкую усмешку, сказал:

- Хлеб, соль... - и уставился на подошвы сапог Ильи, на каблуках которых поблескивали подковки, что впору пришлись бы иной лошадке.

Илья заметил взгляд, буркнул:

- Да не меня - коня...

Никита подошел к Агрику, почтительно обратился:

- Тять, а можно я коня искупаю?

Кузнец оглядел коня, что, как черная скирда сена, стоял под березой, кивнул головой:

- Смотри, осторожней с ним...

Никита с радостью бросился к коню.

Илья хмуро наблюдал за ним. Синие глаза с сомнением оглядели парня, богатырь буркнул себе под нос:

- Гм-м, соплив еще моего коня объезжать.

Внезапно он прислушался, задрав к небу заросшее ухо. Толстые руки мгновенно схватили корчагу, переставили в другое место. В небе зародился басовитый гул, и в то место где стояла крынка, так, что дрогнуло под ногами, ударила булава, наполовину зарывшись в землю. Соловей в гнезде открыл мутный спросонья глаз, перевернулся на другой бок и опять заснул, испуская горлом булькающие звуки.

Илья выдернул из земли свою боевую подругу за ручку, жалостливо осмотрел. Шевеля губами, выковырнул ногтем застрявший в трещине птичий коготок, щелчками посшибал невесть как воткнувшиеся в древесину чьи-то клыки и зубы, посдувал налипшие птичьи перья и зеленую чешую, брезгливо сбросил травинкой с шипов разноцветные кусочки кожи и мозгов.

Агрик уже подходил к кузнице, как мимо головы что-то с шипением пролетело, дернув за волосы. В стену легко стукнуло, и на втором штыре закачалась старая дубовая палица, едва слышно поскрипывая кожаным ремешком. Он недовольно обернулся. Гость уже снял с головы шлем, раскидав по широким плечам смоляные кудри, приложился к корчаге. Запрокинув голову и закрыв от удовольствия глаза, он все выше и выше задирал к небу дно крынки. Крупный кадык мерно ходил вверх-вниз. Из угла рта по бороде стекала белая струйка.

Допив, Илья крякнул, отер усы тыльной стороной ладони, миролюбиво крикнул Агрику:

- Эй, хозяин! Доброе у тебя молоко! Силу великую в себе чувствую! Кабы сейчас ввернуть одно кольцо в небо, а другое в землю, я бы всех богов сюда притянул.

Довольно заржав и перекрестившись во славу единого и всемогущего, Илья приступил к трапезе.

Агрик передернулся, сплюнул под ноги, сквозь зубы процедил:

- Дубина! Мурома! Это не мое молоко, а козье... Рога бы тебе поотшибать за такие слова, - и вошел в кузницу, с треском захлопнув за собой дверь.

Илья его уже не слышал. Степенно, как и подобает настоящему богатырю, он держал в одной руке каравай, в другой - кус мяса, оттопырив в стороны мизинцы. Отхватив крепкими зубами ломоть хлеба, он тут же совал другой рукой мясо в рот. Закатив глаза, жевал, только борода подрагивала. Мизинцем правой руки цеплял стебли зелени, изогнув шею, снизу вытягивал толстыми губами из пальцев. Мизинцем левой подхватывал уже очищенные яйца, целиком кидал в рот. Луковица была скользкой, выскакивала из-под пальца. Богатырь, зажав ее между пудовыми кулаками, ловко забросил вслед за яйцом.

Никита распряг коня. Расстегнул двенадцать шелковых подпруг со стальными шпеньками и позолоченными пряжками. Подивился мудрости Ильи - ведь шелковые подпруги тянутся, а не рвутся, а пряжки позолоченные не ржавеют. Снял высокое седло, явно нерусской работы, еще хранившее запах свежей кожи. Сдернул с широкой конской спины войлок и потник, повесил для просушки на жердь. Подвел коня за узду к бочке с дождевой водой, в которой они обычно закаливали косы и вилы. Илья увидал, поперхнулся так, что чуть глаза не выскочили, заорал набитым ртом, из которого торчал пучок зелени:

- Эй, ты что? Отравить моего коня собрался? Хочешь, чтобы у него в брюхе лягушки и комары завелись? Он же у меня только студеную да святую пьет...

Никита оглянулся, покраснел. Конь, почувствовав поддержку хозяина, взвился на дыбы, вырывая из рук повод. От неожиданности Никита прямо с места прыгнул на спину коня, сдавил его бока коленями. Конь раздул брюхо, скосил огненный глаз на седока. Поняв, что на его спине не богатырь, а совсем еще безусый юнец, злобно зафыркал, пуская из ноздрей длинные струи белого пара, заскакал по двору, высоко взбрыкивая задними ногами. Кожемяка едва держался на широкой спине, цепляясь носками за брюхо коня.

Илюша с любовью поглядывал, как резвится его боевой товарищ. Послеобеденная жара сморила его, синие глаза осоловели. Ударив слегка кулаком в землю подле себя, пробил дыру по локоть, поскидывал в ямку остатки трапезы вместе с котомкой. Засыпав дырку землей, прихлопал поверхность ладонью, аккуратно притрусил темное пятно травой. На коленях переполз под березу в убежавшую тень, прихватив по дороге седло, с удовольствием растянулся на травке. Скосив глаз на коня, обеспокоено подумал в полудреме: «Как бы не запалил коника сорванец...», но сил встать и что-то сказать, уже не было.