Глава 21

В боковом крыле терема на втором поверхе тихо разговаривали хан Токтагай и князь Владимир.

- Вот ты и знаешь все, что я хочу, хан Владимир, - темные глаза хана следили за меряющим шагами небольшую палату для тайных бесед князем. Владимир резко остановился посереди, спрятав за спиной руки. Карие глаза хмуро глянули на Токтагая.

- Я тоже хочу этого же, Тохта, - с нажимом сказал он, - но пока я должен платить по чужим счетам, - добавил Владимир с горечью.

- Хан Илдема обманет тебя, - напомнил Токтагай.

- Он может обмануть и тебя, - жестко сказал Владимир.

- Может, - спокойно согласился хан, - потому я и ухожу к отцу. Но подумай, хан Владимир, стоит ли тебе отдавать долг за своего брата. Ты этих денег не брал. Да и взяты они были для того, чтобы нанять дружины против тебя. Даже больше того - они были предложены…

- Я знаю это, - жестко сказал Владимир и зло усмехнулся. - Мой ответ хану Илдеме будет таков, что его запомнят в веках.

- Верю в это, - спокойно согласился Токтагай, - потому я и буду в родных степях.

- Я рад, что не увижу тебя под знаменами Илдемы, - двусмысленно произнес киевский князь.

Токтагай внимательно глянул на Владимира, тот дерзко выдержал взгляд, упрямо выпятив вперед тяжелую нижнюю челюсть.

- Я верю, что Русь станет великой, - чуть улыбнулся Тохта, - и не только словом, но и делом.

Владимир отошел к окну, уперся лбом в стекло.

- Я сдержу слово, завтра же повезут деньги хану Илдеме, - чуть напряженным голосом сказал он. - Я уже дал наказ собрать золото.

Токтагай задержал взгляд на застывшей широкой спине князя, чуть слышно вздохнул.

Иногда до палаты доносились еле слышные раскаты богатырского хохота, больше похожее на глухое ворчание далекого грома. Дубовый пол отдавал в ноги мелкой дрожью. Княжеский пир продолжался до тех пор, пока не падали с ног. Не одного могучего богатыря подкосил зеленый Змей, измотав в тяжелой схватке, безошибочно-точно бьющего в голову так, что богатыри, выдерживающие удар подкованным копытом в зубы, падали замертво до вечера, а то и до следующего утра. Чем дольше богатыри боролись с ним, чем чаще сжимали мощными дланями тонкие ножки и ручки змеевых логовищ, поведя вокруг мутными глазами, тем чаще падали, сраженные, с треском впечатываясь лбом или затылком в дубовый пол.

- Хан, - внезапно позвал Владимир Токтагая, - что это твой воин делает?

Токтагай подошел к окну, глянул вниз. Почти напротив них, упираясь спиной в стену терема, стоял Фазиль. Даже из окна второго поверха было видно, как дрожали его ноги, зарывшись по щиколотки в землю.

- Он, что, терем завалить хочет? - рассмеялся Владимир.

- С твоего позволения, хан Владимир, я схожу, узнаю в чем дело.

- Да, конечно, Тохта, разберись в чем дело, - не отворачиваясь от окна, сказал Владимир.

Токтагай неслышным шагом пересек палату и вышел, тихо притворив за собой дверь. В спину его провожал взгляд Владимира, в котором смешались подозрение, жалость и сомнение.

Токтагай шел по широкому коридору. Холопы быстро уступали дорогу, прижимаясь к стенам, пропуская уже известного на пол-Киева гостя. Дерзкие взгляды быстрого гасли в опущенных глазах, не один холоп уже грел в мыслях картину размазанного по стене тонкотелого степняка, который якобы косил русских богатырей как ковыль. Но посол есть посол, и быстрее свой князь вздернет на дыбу, чем содеешь задуманное. Да и кто их знает, этих степняков? Двое вон вообще в терем не пошли, так и торчат в конюшне возле своих коней, сами поят, сами кормят овсом и сеном, лопочут по-своему, лишь черные узкие глаза по сторонам бегают.

Девки смотрели на стройного степняка с пугливым любопытством. Не часто увидишь такое диво. Смуглый, почти как цыган, а усы-то с бородкой! Прямо с ветку толщиной, а щеки голые! И чудно, и притягивает глаз. Местные-то парни, все заросшие или бритые, а этот, видно, и не бреется даже.

Хан вышел из смрадного коридора на крыльцо, вздохнул полной грудью. Летний воздух. Среди запахов смолы, свежей стружки, кож и крепкого пота от воинов тонкие ноздри уловили щемящий сердце аромат серебристой полыни. Токтагаю даже захотелось завертеть головой, чтобы увидать ее, но на него смотрели десятки глаз, и ханский посол с непроницаемым лицом спустился с крыльца, успев отметить боковым зрением неторопливо прокативший мимо ворот двора воз с сеном, от которого и тянуло запахом солнца и трав.

Токтагай бесстрастно глянул в искаженное усилием круглое лицо телохранителя. Из-под шапки, сбившейся на бок, крупными каплями сбегал пот, попадал в глаза, висел на кончике широкого носа. Спина соскальзывала со смолистых бревен, задирая халат на спине. Подошвы мягких сапог ехали по земле, зарываясь в пыль.

Фазиль с мукой глянул на хана. В глазах лопались сосудики, окрашивая белки в кровавый цвет. Сквозь раскрытый рот видны были крепко сжатые зубы.

- Что ты делаешь? - спокойно спросил Токтагай.

- Стена держу, мой хан, - выдохнул сквозь зубы Фазиль.

- Зачем? - не понял Токтагай.

- Великий батыр - шайтан просил подержать, пока он за дудочкой сходит, - натужно прохрипел телохранитель.

- Какой батыр?

- Урус Башка.

Токтагай задумался. Ясно же, что телохранителя разыграли, но как же это скажешь гордому сыну степи?

- Я забираю тебя, - не нашел других слов хан.

Фазиль с мольбой в глазах поглядел на Токтагая.

- Я не могу, мой хан. Моя слово дал. Потом накажи меня, как хочешь, мой хан. Заруби, разорви конями, а сейчас я не могу.

- Хорошо. Слово мужчины тверже булата… - произнес спокойно Токтагай и пошел в терем.

Спокойная фигура степняка, которую не мог скрыть и теплый стеганный халат, гасящий удар сабли, легко взбежала на высокое крыльцо, скрылась за тяжелыми дверями.

Токтагай неслышным шагом шел по широкому коридору. Странно было видеть степняка в самом княжеском тереме. Выскакивающие из дверей холопы шарахались в стороны от высокого невозмутимого сына степей словно от чумы, опускали головы, пряча ненавидящие взоры, прижимались к стенам. Черные глаза спокойно оглядывали встречных, на невозмутимом лице ничего не отражалось, кроме равнодушия выжженной степи.

Навстречу от золотой палаты шли двое рослых парней, те которых он видел уже утром на улице города и которые сидели рядом с русским богатырем по имени Илья Муромец. Князь их назвал племянниками Ильи, то есть они из одного племени, хотя совсем непохожи на Илью. Трудно понять урусов и степень их родства. То они все братья, то бьют друг друга так, как ни одного врага.

Золотоволосый парень с бородкой что-то выговаривал другу. Тот смущенно краснел, опускал глаза. Увидав хана Токтагая, они оба дружно склонили головы и отошли в сторону, пропуская хана.

Тохта остановился перед ними, пытаясь определить кто из них Ивашка. Оба выше его на голову, оба налиты молодой здоровой силой жизни, оба внимательно, с легким недоумением, но без страха и злости, смотрят на него. Ни тени превосходства не мелькало на их лицах, видимо они встречали в своей жизни и повыше себя и сильнее.

Сначала Тохта принял за Иваша того, что был с чистым лицом и серыми серьезными глазами, русые волосы которого перехвачены на лбу ремешком. Но потом Токтагай вспомнил, что он оставался в палате, когда он ушел. Тогда он решил обратиться к другому, что казался ему лишь чуть постарше. Синие глаза парня выжидающе смотрели на хана.

- Ты - Иваш? - ровным голосом спросил Тохта.

- Да… хан Тохтагай , - удивленно раскрыв глаза чуть с запинкой ответил Иваш.

- Если Фазиль узнает, что ты посмеялся над ним он зарежет тебя.

Иваш оторопело раскрыл рот, вдруг, что-то вспомнив, дернулся в сторону выхода, потянув за руку друга.

- Никита, бежим быстрей!

Пробежав по коридору, резко остановился, подлетел к хану, низко поклонился.

- Спасибо за науку, хан Токтагай! - виновато выпалил он, приложив правую ладонь к груди и бросился догонять друга.

- Да что случилось?! - на бегу спросил Никита.

- Я, кажется, обидел хорошего человека, - посеревшими губами выдохнул Иваш.

В два прыжка они слетели с крыльца, бросились к Фазилю. Закрыв глаза, из которых текли слезы, закусив до крови губу, крепыш упирался спиной в стену терема. Испачканные смолой руки соскальзывали с бревен, неуверенно поднимались назад, пытаясь сломанными ногтями впиться в твердое дерево. Колени трясло крупной дрожью, из разорванных носков мягких сапог выглядывали грязные пальцы.

- Фазиль, держись, я щас… - крикнул Иваш.

Степняк открыл мутные от пота и крови глаза, нашел сквозь туман Иваша, попытался улыбнуться.

- Никита, помоги! - бросил Иваш, показав пальцем на крышу первого поверха. Никита догадливо кивнул, стал спиной к терему, эко диво, впервой что ли? Да это излюбленная забава в деревне - кинуть через себя лихача в воду или в сугроб, а то и забросить на копну сена. Пока Иваш скидывал с плеч лук, меч и тулу, он пару раз оглянулся, примеряя расстояние до крыши и каждый раз натыкался на искаженное лицо степняка, что с надеждой смотрело на Иваша.

Иваш длинно разбежался. Никита чуть присел, держа перед собой сцепленные ладони.

Твердые подошвы туго ударили в ладони, напахнуло тиной и запахом дикого зверя. Никита натужно крякнул, резко выпрямляя ноги и поднимая руки.

"Вот это кабан!" - мелькнула вместе с сапогами перед глазами восхищенная мысль. - "Да пудов шесть-семь!"

Мелькнув серо-зелеными сапогами, Иваш перевернулся в воздухе и опустился на крышу первого поверха, громко ударив в бревенчатый настил. Не удержавшись на ногах, он упал на колени, хлопнув ладонями по бревнам. Не вставая с колен, он достал из кармана моток бечевы, быстро обмотал крайнее бревно, бросился к стене второго поверха, закрепил бечеву за крайнее бревно, туго натянул ее. Подбежав к краю крыши, со страхом глянул вниз. Далеко внизу, задрав голову, стоял и смотрел на него Никита. Островерхая шапка Фазиля валялась на земле, выделяясь рыжим пятном на серой земле.

Иваш судорожно вздохнул, как перед прыжком в холодную воду и, взмахнув руками, сиганул вниз. Земля больно ударила в пятки, бросилась в бок. Иваш поморщился, поднялся на ноги, подбежал к Фазилю.

- Все, Фазиль, отпускай, - дотронулся он до плеча степняка.

- Не упадет? - прошептал Фазиль, не в силах поднять голову.

- Нет, я привязал ее, - твердо сказал Иваш, щеки которого покрылись красными пятнами.

Фазиль уронил руки вдоль тела, оттолкнувшись от стены, сделал шаг вперед. Ноги его подкосились, он упал сначала на колени, потом во весь рост вниз лицом.

Иваш с Никитой подскочили с двух сторон, подхватили за руки, поставили на ноги. Фазиль вывернул назад голову, глаза нашли тонкую бечеву, испуганно расширились. Он попытался дернуться в сторону, застонал, тяжело обвис.

- Выдержит? - с надеждой спросил он Иваша.

- Выдержит, - буркнул красный Иваш, отводя глаза в сторону, бережно поддерживая Фазиля за руку.

- Урус Башка - великий шайтан, но все - равно, лучше подальше, - попросил Фазиль.

Привлекая внимание дружинников, проковыляли подальше от терема, опустились под забором в тени на чудом сохранившуюся травку.

Подошел Ратибор держа в руке шапку Фазиля, за ним подбежал взлохмаченный Панька, опять шмыгал носом, из которого по светлым усам сбегала струйка крови.

- Помощь нужна? - обратился Ратибор к Ивашу, заинтересованно взглянув на Никиту, на его руки, пытаясь увидать сквозь щеки огромный клыки, но не получилось.

- Нет, спасибо, - помотал головой Иваш, сидя почему-то с ужасно виноватым взглядом.

- А что случилось? - не отставал Ратибор.

Фазиль поднял голову, с интересом оглядел огромное ухо Ратибора, затем на расквашенный нос лохматого Паньки, белозубо улыбнулся:

- Солнце башка бил.

- Тады другое дело. Шапку свою не снимай… - с этими словами Ратибор, напялил на голову степняка его малахай, скрыв под ним черное как крыло галки волосы, и посмеиваясь, пошел назад.

Панька присел на корточки, поправил рукой малахай, откинулся назад всем телом, прищурил здоровый глаз, сверкая щелочкой заплывшего, прицелился, поправил обеими руками малахай вровень с бровями. Черные глаза Фазиля доверчиво следили за ним.

- Вот так - настоящий богатырь. Ладно, вы посидите пока в тенечке, а я побегу. Комарика видал на втором ухе у Ратибора.

Панька с веселой злостью усмехнулся, зажал пальцем одну ноздрю, хитро глянул на Иваша. Тот подмигнул ему, хмуро показал пальцем себе под глаз. Панька удрученно пожал плечами, мол, что поделаешь, втянул струйку крови в нос, вскочил и побежал догонять Ратибора.

- Я, наверное, плохой батыр, да? - огорченно спросил Фазиль Иваша, скосив голову и из-за плеча Никиты посмотрев на стену терема, которую он держал.

Никита, не понимая в чем дело, на всякий случай ответил за Иваша, видя, что его друг сидит с убитым видом:

- Ты хороший батыр, Фазиль.

- Правда? - обрадованно вскинулся степняк.

- Правда - правда, - подтвердил Никита.

- Как Башка?

Никита не понял, посмотрел на голову Фазиля, потом Иваша, сравнивая. Осторожно ответил:

- Ну, башка у тебя еще вырастет, если будешь много каши есть.

- Буду, - твердо сказал Фазиль, серьезно наморщив лоб. - Как урус Башка буду! - он попытался гордо вскинуть голову, стукнулся затылком о забор, засмеялся. Повернулся к хмурому Ивашу, пихнул локтем в бок.

- Башка! Ты чего грустный? Хочешь, моя песню тебе про степь спою?

Иваш, все еще сердясь на себя за дурацкий розыгрыш над простодушным мальчишкой, кивнул головой.

- Моя любит степь. Степь - мой большой дом, - с застенчивой улыбкой сказал Фазиль, сел поудобнее, скрестив ноги, закрыл глаза и неожиданно низким, протяжно-переливчатым голосом запел:

- Степь да степь кругом,

Путь далек лежит…

Замерев, слушали Иваш с Никитой песнь о том, как широка и необычна степь, как неприветлива к чужаку и мила к своим детям, как приятно до слез пахнет полынь, и какие нежные песни поет ковыль.

Фазиль замолчал, продолжая сидеть с закрытыми глазами и раскачиваясь всем телом.

Взрослые воины смотрели на них кто с грустью, кто со снисходительной улыбкой, мол, дети еще, вон как хохочут, пихаются плечами. Маленький степняк, едва доставая макушкой до плеч русов, словно младший братишка, сидел со скрещенными ногами меж своих взрослых братьев, что вытянули длинные ноги в огромных сапогах.

Панька с завистью поглядывал на них, не переставая удивляться, как это успели эти двое, что пришли только утром, познакомиться с князем, перекусить в золотой палате, завести дружбу со степняком. А здесь только успеет подзажить один глаз, как тут же подобьют другой, а то и по носу заедут.

- Большой у тебя дом, - без зависти сказал Иваш, дотронувшись до локтя Фазиля.

- ... и красивый, - улыбнулся Никита.

Фазиль обрадовался и засмущался, отчего на смуглых щеках появились ямочки, как у девицы.

- А ваш дом? - просительно сказал он.

Никита быстро выставил перед собой ладоши:

- Чур меня, я петь не умею...

Иваш убийственно глянул на него, растерянно развел ладонями.

- Фазиль, да и я тоже не могу петь. Мычать - куда ни шло... Дуб в лесу быстрее запоет, чем я научусь.

- Ну, Башка, ну, пожалуйста. Ты же урус-шайтан.

Иваш прокашлялся, раскрыл рот и опять захлопнул.

- Не, не могу. Я тебе лучше покажу его потом, - смутился он.

- Правда?! - обрадованно подскочил на месте Фазиль.

- Обещаю, - серьезно сказал Иваш.

Внезапно с треском распахнулись двери, ударившись о стены так, что весь терем вздрогнул. На крыльцо вылетел, сияя злобной улыбкой на круглом лице, огромный воин. Он окинул сверху весь задний двор, дико гикнул, перелетел через перила, мягко приземлившись на ноги, двумя прыжками достиг середины двора. Исполин был в железном шлеме, который плотно сидел на огромной голове. Необъятная, с дверь сарая, грудь туго обтянута кольчугой из толстых колец, да еще с нашитыми поверх них большими железными бляхами. Толстые, как колоды для рубки мяса, руки свисали до колен. Кривые короткие ноги твердо стояли на земле в мягких сапогах. Прямо посередине груди закреплена большая круглая пластина, размером со щит, с которой угрожающе смотрела на всех разъяренная змея: страшная, уродливая, с распахнутой в злобе пастью, в которой торчали большие, загнутые назад клыки.

Воин обвел двор налитыми кровью глазами, на мгновение задержав его на Фазиле, что сидел между Ивашем и Никитой, вскинул руки вверх, задрал голову, и из его груди раздался крик, больше похожий на звериный рев.

- Где ты, сопливый щенок?!!

Держа руки над головой, отчего огромные мышцы едва не раздвигали звенья кольчуги на груди, великан сделал несколько шагов, словно показывая всем, какой он богатырь.

Всякое движение во дворе прекратилось. Дружинники прекратили занятия, собираясь в кучу. В наступившей тишине слышно было, как заскрипели в пробе сил луки, звякнули огнива мечей о ножны.

Панька открыв рот, удивленно покачал головой.

- Вот это хряк! - тихо произнес он, нагнулся и зажал в кулаке камень.

- Ты что?! - зашипел на него Ратибор, - А ну, брось!

Панька покраснел, выронил из руки камень, стал закатывать рукава повыше. Ратибор хмыкнул, встал рядом, плечо в плечо, стоял, сжимая и разжимая кулаки, разминал пальцы. Подошел, хмуро глянув на своих учеников, Збыслав стал рядом, на полголовы возвышаясь над ним, сдирая с кулаков намотанные тряпки.

Исполин презрительно глянул на них, насмешливо засмеялся:

- А потом я разорву вас, - и, отвернувшись к крыльцу, крикнул:

- Где ты, сопливый щенок? Или пустил лужу?

Дверь опять с треском распахнулась, выпустив высокого нарядного парня. На круглом мальчишечьем лице был написан боевой задор и нетерпение. Небрежной походкой щеголь спустился с крыльца, достал легкий платочек из кармана, брезгливо отер пальцы, отбросил в сторону. Скривив полные губы, надменно процедил исполину:

- Эй, хазер, я сейчас с тебя шкуру спущу… вот этим ножичком.

Разряженный, как петух, щеголь вытянул из ножен кривую печенежскую саблю, легко взмахнул ей, как прутиком.

Со свирепой радостью великан расхохотался, огромная лапа цапнула за пояс, вытянула широкий изогнутый меч, вскинула его вверх. Гортанный рык прокатился над двором.

Снова стукнули о стену двери. На крыльцо вывалила целая толпа народу: бояре и богатыри, старые и молодые, одетые в разноцветные кафтаны и закованные в литые доспехи, золотоволосые викинги с широченными плечами и узкоглазые широкоскулые богатыри, чьи волосы были чернее воронова крыла.

Впереди всех стремительной походкой шел сам князь Владимир, за ним едва поспевали два телохранителя, великаны ни чуть не меньше, чем стоявший посреди двора.

Владимир остановился перед исполином, сам на голову ниже, с улыбкой глянул на широкий меч, ровным голосом произнес:

- Хороший меч. Я думаю, воин, владеющий им, достоин его.

На смуглом лице великана сверкнул белозубый волчий оскал.

- Ты прав князек! Скоро все увидят, как я им владею!

- Здесь знатные люди и послы из дальних стран. Они все подтвердят, что ты сам вызвался на бой, и бой этот будет честным.

Разряженный щеголь и громадный степняк встали посреди двора в нескольких шагах друг от друга. Зрители спустились с крыльца, собирались кучками по краям двора, держа в руках кто баранью ножку, кто кувшин с вином, а дверь все выпускала и выпускала из терема послов и знатных гостей из других стран, тем больше свидетелей скажут, что двубой шел по честному.

- Прощайся с солнцем, мелюзга, - проревел великан.

- Где ты увидал солнце, дурак? Широко раскрыл удивленные глаза щеголь и поднял голову кверху.

Воин недоуменно глянул на придурка: как это нет солнца, если даже его дубленная шкура степняка чувствует ее горячие лучи, что пекут спину и плечи. Этот разряженный петух не только глуп, но еще и слеп. Вон оно - солнце, почти в зените.

Что-то свистнуло в воздухе и в плечо резко ударило. Восхищенный рев десяток глоток вспугнул ворон с крыш. Исполин перевел глаза на плечо: пробив пластины и раздвинув кольца брони, широкое лезвие короткого дротика глубоко вошло в тело. Воин рывком выдернул его левой рукой отбросил далеко в сторону. Взревев дико от ярости, он бросился на соперника, как бык на цветную тряпку. Огромный меч со свистом пошел по дуге вниз, жутко распарывая воздух. Противник вроде бы чуть подался назад, качнулся вправо, пропуская мимо сверкающую полосу стали, направленную ему в голову, словно нехотя ткнул вперед своей сабелькой.

На широком плоском лице великана успела мелькнуть злорадная улыбка: куда там этой легкой сабелькой против его закаленных доспехов весом в три пуда, и тут же погасла. Боль острая и неожиданная, словно прижгли раскаленным тавром, пронзила бок. Великан отпрыгнул, кривой меч описал сверкающий круг перед ним, защищая от нового удара. Воин отступил еще на шаг, неверяще опустил голову. Искореженные кольца брони разошлись, образовав узкую щель из которой выдавливалась кровь.

Разряженный противник лениво обходил его по кругу, концом длинной сабли роясь в пыли и отбрасывая щепки с дороги, всем видом напоминая пастуха, терпеливо ждущего, пока свинья напьется из корыта.

Злыми и расчетливыми глазами, пригнувшись как камышовый кот, степняк следил за кружившим противником.

Щеголь обманул его своим видом легкомысленного гуляки и задиры в разнаряженной одежде, которая сбила с толку и заставила пропустить удар.

Видимо и сабелька у него непроста, если так легко разрубила каленые доспехи, да и весит, пожалуй, не меньше его широкого меча. Умеют урусы вбивать по два пуда железа в небольшую на вид саблю и меч, а старики говорят даже, что есть среди урусов калики перехожие, бродяг так зовут, так у них в клюки вбито по сорок пудов.

Спокойным голосом, в котором сквозило ледяное презрение, воин сказал румяному юнцу, которого и за воина-то трудно принять:

- И все равно я сильнее тебя, червяк. Если можешь - улетай, нет - рой себе яму и прячься в нее.

Щеголь усмехнулся, на румяных щеках заиграли ямочки:

- Свиньям обещаний не даю.

- Я сдеру с тебя шкуру! - зловеще пообещал великан.

- Попробуй, - опять улыбнулся парень.

Он резко качнулся вперед, уворачиваясь от падающего сверху меча, ткнул саблей, железо на груди степняка зазвенело. С противным скрежетом с кольчуги сорвало бляху. Великан лишь на мгновение опустил глаза посмотреть, нет ли новой раны, и едва успел подставить меч под падающую на голову саблю. Клинки встретились, зубовно заскрежетали. Потеряв силу, сабля лишь скользнула по шлему, оставив глубокую вмятину.

Глаза степняка из лютых стали еще и настороженными. Подлый щеголь нарочно играет ей как прутиком, чтобы обмануть. Теперь то уж его не проведешь, он видит, что перед ним умелый боец, с вздувшимися жилами на мощной шее, с глазами жесткими и беспощадными.

Он чувствовал, что кровь течет из пробитого бока, постепенно немело плечо; мягкая, но все равно противная слабость расползается по телу. Но и с этими ранами, если не истечь кровью, можно победить этого разнаряженного сопляка, что скачет вокруг, норовя ткнуть острием сабли то в лицо, то в шею.

Великан страшно выкрикнул, ударил перед собой мечом крест-накрест. Противник присел, его правая рука с зажатой саблей начала двигаться снизу вверх, грозя войти в живот под нагрудной пластиной. Едва не выворачивая руку в запястье, громадный меч описал дугу сверху вниз, понесся к голове витязя. Щеголь вскинул руку, подставляя саблю под лезвие меча. Страшный удар потряс руку до плеча. Разрубив саблю так, что от нее остался обломок не больше ладони длиной, меч ударил в красивый шлем, разрубив его до войлочной подкладки. Страшный удар опрокинул витязя, однако, упав, он сумел тут же вскочить на ноги, неверяще глядя на обломок сабли в руке.

Над его головой раздался торжествующий рев. Огромная ладонь схватила за горло, сдавила, выдавливая воздух.

Великан поднял витязя так, что у того ноги оторвались от земли, приблизил бешеное широкоскулое лицо с безумными глазами к лицу витязя.

- Что скажешь теперь?! - голосом, подобным грому, рявкнул степняк.

Из последних сил, едва различая темнеющим сознанием лицо врага, воин ударил обломком сабли в живот великана, нажал, стараясь вдавить до упора.

Черные глаза степняка широко раскрылись, став почти белые от боли. Пальцы разжались, отпустив шею противника. Тот ударился подошвами о землю, упал, откатился в сторону, с трудом встал на колени, глядя снизу вверх. Исполин все еще стоял на том же месте, глаза его с непомерным удивлением смотрели на торчащую из живота рукоять сабли. Он ухватил ее левой рукой, резко выдернул, следом ударила струя темно-красной крови, быстро собираясь под ногами в большую лужу.

Великан перевел глаза на стоявшего на коленях щеголя, тупо спросил:

- Ты… червяк… снова ранил меня?

Витязь с трудом встал на ноги, поморщился, отряхнул пыль с кафтана, пренебрежительно прохрипел в лицо великану:

- Дурак, на этот раз я зарезал тебя. А до этого просто щекотал, - и он гордо подбоченился.

Великан закачался, затем, не сгибая коленей, повалился вперед, как подрубленное дерево, все еще сжимая в правой руке огромный меч, похожий на крыло ветряной мельницы. От удара о землю шлем соскочил, густые черные волосы освобожденно рассыпались по земле.

Победивший витязь сделал два шага вперед, качнулся и тоже рухнул, как подкошенный. К нему уже бежали дружинники, подняли на руки, бегом понесли к терему. Сквозь толпу уже пробирались два волхва, увешанные котомками с выглядывающими пучками трав.

Князь указал рукой на поверженного исполина, голос его был громок и ясен, чтобы слышали все послы и гости из заморских стран.

- С ним бились честно, и он бился честно, мы положим его в дубовую корсту. Если до завтра за ним никто не приедет, то, по обычаю русов, его сожгут на погребальном костре.

Кто-то из гостей спросил:

- Как воина?

- Как знатного воина, - ответил Владимир громко. - Со всеми почестями!

Среди послов прокатился одобрительный говорок, все удовлетворительно кивали головами. Поверженного богатыря подхватили на руки и унесли, а гости стали стягиваться к крыльцу, чтобы вернуться к столам.

- А теперь, гости знатные, вернемся на пир, чтобы послушать песни кощунников о том, что было, что есть и что будет, - громко сказал князь, направляясь к терему.

- Это Тугарин из кочевья Большого Змея, - с непонятным выражением сказал Фазиль, глядя, как холопы облепили со всех сторон поверженного батыра, словно муравьи гусеницу, и тащат со двора.

- Ваш? - осторожно спросил Иваш.

- Степняк, - неопределенно пожал плечами Фазиль. - Степь большая, племен много, разных …

- Понятно, - облегченно вздохнул Иваш, успокоенный тем, что битва во дворе не коснулась лично его нового знакомого.

Вдруг во дворе раздались испуганный крики. Мимо во-рот гнали на убой для пира телят. Замыкал стадо мощный бык с большим железным кольцом в носу, за которое была привязана веревка.

Привлеченный шумом во дворе, бык остановился у ворот, оглядывая всех налитыми недовольством глазами и не обращая внимания на слабые рывки веревки, что намотал на руку худой мальчонка. Быку хотелось покоя, прохладной воды, поваляться в тени, лениво жуя сочную траву и поглядывать на своих буренок, что окружили бы его кольцом. Вместо этого его куда-то тянули, как сопливого бычка, еще и дергая за кольцо. Неожиданно его широкие влажные ноздри почувствовали запах свежей крови, холодок опасности вздыбил щетину на загривке.

Бык с шумом втянул воздух, засопел, наливаясь бешенством, взрыл твердую землю копытом. Кровавый туман поднялся из глубины груди, застлал пленкой глаза. Мельтешащие тени во дворе слились в одно огромное шевелящееся пятно. Взревев, бык бросился на это пятно, низко опустив огромную лобастую башку с короткими толстыми рогами, широко разведенными в стороны. Мохнатым лбом бык бил в это пятно, от него отлетали пятна поменьше, падали под ноги. На мгновение замедляя свой победный бег, бык нагибал вбок голову, рогом подхватывал тяжелые пятна с земли, откидывая в сторону. Разноцветные кляксы прыгали на забор, спасаясь от него, и тогда бык со злым удовлетворением бил башкой в препятствие, слыша приятный душе хруст.

Бурая туша неслась вдоль забора, все круша и сметая на своем пути. Нерасторопных гостей бык просто отшвыривал с дороги. Кто-то успел ухватиться за верх забора и теперь пытался подтянуть тело вверх ослабевшими от страха руками. Тогда бык с разгона бил лбом в забор, словно кованым тараном, отчего смельчаки ссыпались, как спелые груши с дерева в грозу.

Дружинники с руганью и смехом уворачивались от быка. Именитые гости и знатные бояре бросились к крыльцу, возле которого началась давка. Расталкивая локтями друг друга, пачкая дорогие халаты других, послы рвались к спасительным дверям, словно за ними их ждал рай.

Телохранители князя начали наводить порядок, бесцеремонно оттаскивая за вороты расписных нарядов самых нетерпеливых.

Буквально на мгновение князь остался один. Торжествующий рев раздался из широкой груди быка. Он увидал нового врага, стоящего одиноко почти в центре двора. Низко опустив голову, бык бросился на него. Серые комки земли летели из-под копыт, привязанная к кольцу веревка чертила в пыли змеиный след, направленный в сторону пригнувшегося князя.

Фазиль и Никитой вскочили на ноги одновременно. С протяжным шипением кривая сабля степняка покинула ножны. Мальчишеское лицо мгновенно стало жестким, черные глаза прищурились.

- Куда?! - выдохнул Никита, отталкивая с дороги степняка и бросился наперерез быку. Со страхом чувствуя, что не успевает, Никита прыгнул, вытягивая вперед правую руку. Мимо мелькнул бурый бок, пальцы успели ухватить складку кожи.

Новый рев раздался над двором. Быка словно подсекли под задние копыта. Он с размаха упал набок, подняв тучу пыли, мгновенно вскочил на ноги, ища глазами обидчика. Неведомо откуда взявшаяся боль жгла бок, затуманивая рассудок.

Никита едва удержался от рывка на ногах, отбросил зажатый в кулаке клок бычьей шкуры, вырванной с мясом. Бык, наставив в его сторону рога, с места взял такую скорость, что вырванные копытами комки земли еще висели в воздухе, когда в его лоб врезался кулак Никиты.

Бурая туша словно с разгона налетела башкой на скалу. От удара все тело резко вздрогнуло ото лба до конца хвоста, толстая шея сломалась, некрасиво выгнувшись вбок. Одновременно с глухим ударом, налитый кровью глаз выскочил из глазницы и повис на белой жилке. Не издав ни звука, бык рухнул на землю, уткнувшись мордой в сапоги Никиты. Из уха густо потекла темная кровь.

Сжав зубы, Никита поморщился, шумно втянул воздух, затряс рукой. Над двором стояла гробовая тишина. Даже вороны перестали каркать, разинули от удивления клювы, уставившись вниз с крыш терема.

Никиты мельком глянул на князя, направился к забору. Иваш сидел в тени, далеко выставив ноги и ковыряясь щепкой под ногтями. Фазиль, как шлепнулся на зад от толчка Никиты, так и продолжал сидеть, раскрыв рот.

- Не ушибся? - заботливо спросил Никита его, оперевшись правой рукой в землю, опустился рядом на куцую травку. Фазиль отрицательно помотал головой, перевел глаза на ладонь Никиты, быстро поставил рядом свою. Мгновенно отдернув руку, он потянул рукава халата, спрятав кулаки. Решительная складка прорезала чистый лоб, упрямая улыбка тронула губы.

- Моя будет много-много каши кушать, - пробурчал он, зажав кулаки подмышками, отчего принял вид нахохлившегося воробья.

Владимир внимательно поглядел на троицу под забором, нахмурился - деревня, она и есть деревня, никакого уважения к великому князю. Перед ним бояре познатней в струнку тянутся, глазами поедают, а эти увальни ограничились одним здоровканьем, и сидят, как ни в чем не бывало. Владимир отвернулся и пошел в терем.