Глава 13

- Люба ты мне, Олеся, будь моей, - слышался в кустах ласково уговаривающий густой басок.

- И ты мил мне, но ты завтра уйдешь, и что я одна буду делать? - отвечал ему девичий голосок.

Голоса то слышались, то притихали, и тогда из кустов доносилось сопение и тихие повизгивания, перемежаемые смешками. Иногда пыхтение становилось особенно громким, за ним раздавался довольный девичий смех, кусты начинали шуметь, словно по ним бегали зайцы, потом все затихало, и вновь слышались тихие голоса.

На берегу Почайны в густых зарослях тальника сидели двое. Рослый белокурый парень крепко обнимал одной рукой девушку. Ладонь беззастенчиво мяла девичью грудь, пытаясь забраться в вырез платна. Раскрасневшаяся девушка уворачивалась, отталкивала руками ладонь, не делая попыток вырваться из объятий. Панька сжал крупную грудь ладонью, коснулся губами завитка волос на шее. Олеся вздрогнула, обхватила руками крепкую шею парня, прильнула всем телом к широкой груди.

- Ты не уйдешь? Нет? - шептала она Паньке на ухо.

Тот не ответил. Рука его спустилась на талию девушки, скользнула еще ниже, ладонь грубо сдавила колено. Приятно царапая кожу мозолями, ладонь забралась под подол, медленно поползла по теплой ноге вверх.

- Панька, ты уйдешь, а я что буду делать? - слабо сопротивляясь, прошептала Олеся.

- Головня сказал, что раз в седмицу дружинников отпускают по домам, - успокоил ее парень, осторожно опускаясь на траву. Голова девушки лежала у него на плече. Олеся глубоко дышала, на покрасневшем лбу выступили мелкие бисеринки пота. Она стыдливо закрыла глаза, ее длинные темные ресницы трепетали. Вдруг она почувствовала, как земля под ней мелко задрожала. Олеся испуганно открыла глаза, быстро сказала Паньке:

- Ой, кто-то скачет сюда!

- Это мимо, не волнуйся, - успокоил ее парень.

- Нет, сюда. А вдруг нас кто увидит? - всполошилась Олеся, поднимаясь с земли и оправляя подол платна.

- Да будет тебе... - начал было Панька, и тут до него донесся конский топот. Он прислушался. Точно, скачут трое, сильно спешат. Конский топот нарастал и вдруг стих напротив их укрытия. Послышались голоса. Панька быстро оттолкнул девушку в траву, схватил в руку толстую дубовую палку и, пачкая ногавицы и рубаху в траве, подполз к кустам. Трое всадников стояли на дороге, оглядывая кусты. С мечами на поясах, в рваных рубахах, в онучах они не были похожи на мирных простолюдинов.

«Головники...» - подумал Панька обеспокоено. - «Что-то много их стало последнее время».

Уйти незаметно Панька с Олесей не могли, поэтому он обернулся к ней и приложил палец к губам, потом вновь стал наблюдать.

Крупный мужик, заросший бородой под самые глаза, внимательно огляделся, густым голосом сказал:

- Вот тут мы его и встретим. Вот там, за поворотом, - показал он рукой недалеко от поляны, где дорога поворачивала к Киеву.

- Не его, а - их, - поправил его другой: худой, изможденный, со злым блеском в синих глазах. Достав меч из кожаных ножен, он пару раз взмахнул им, пробуя на вес. - На кой ляд дали нам их? Лучше бы луки... - он неуклюже засунул меч обратно в ножны.

- Лук - не оружие простолюдинов, - скрипучий голос раздался из-под черного капюшона третьего разбойника. Панька едва смог разглядеть узкие тонкие губы и прямой нос на бескровном лице.

- А это - мое?! - не успокаивался худой, стукнув костлявым кулаком по яблоку меча. - Мне сподручней рогатина или, вообще, вилы.

- Не тебе решать, - обрезал его всадник в капюшоне. - Ты свои тридцать серебряных получил, - добавил он.

- Какие тридцать?! Ты чо мелешь? - рассвирепел худой. Он выхватил меч, легко взмахнул им как палкой. Толкнул коленями коня, приблизился к говорившему, сорвал со своего пояса мешочек, потряс им перед его лицом.

- Десять резан! Какие тридцать? - он чуть не кинул калитку в лицо всаднику в капюшоне.

Тот равнодушно отвернулся, вглядываясь в даль.

- Успокойся, Архип, - пробасил чернобородый, - коней и мечи нам оставляют.

Худой вздернул голову, выставив вперед рыжую бороду, заносчиво оглядел капюшон, отвернул коня.

Презрительная улыбка искривила губы всадника в капюшоне. «Оставим, разумеется. И вас тоже оставлю на дороге», - насмешливо подумал Фефил. Он уже немало провел успешных дел по поручению разных бояр и воевод. Его худощавая фигура со спокойным выражением серых глаз появлялась на день-два в тех городах, где начинал звучать голос неугодного человека. Потом Фефил исчезал, а в городе начинали справлять тризну, и много слов говорили над корстой те, кто ничего не знал и те, кто знали очень много.

- Едут! - зоркие глаза Фефила разглядели далеко на дороге двух мчащихся всадников. Вся троица скрылась в густых зарослях за поворотом, недалеко от поляны, где притаились Панька с Олесей.

Едва вдалеке показались позолоченные маковки киевских теремов, как Ярополк остановил коня.

- Дальше мы с воеводой поедем одни, - сказал он киевскому воеводе Корниле, который сопровождал его со своей дружиной из Родни. Кивнув Блюду, он пришпорил коня.

- Княже! Мне приказано сопровождать тебя, - Корнила догнал Ярополка и перегородил тому конем дорогу.

- Скажи ему, что я не поеду в Киев под конвоем, - начиная сердиться, сказал Ярополк Блюду.

- Княже, он выполняет приказ, - пытался возразить воевода.

- Молчать! - в бешенстве закричал Ярополк. - Я киевский князь, и не въеду в Киев, как головник под стражей. Вы у меня еще покормите ворон, псы! Или они остаются здесь до заката или я поворачиваю в Родню.

Блюд подъехал к Корниле.

- Корнила! Мы с тобой прошли не одну битву, не гневи князя, останься, как он велит.

- Воевода, ты знаешь, как поступают с невыполнившими приказ, - упрямо стоял на своем Корнила. - Я провел тебя до Родни и дал слово князю Владимиру, что доставлю вас с Ярополком обратно в Киев.

- Так-то оно так, Корнила. А ну он сейчас повернет обратно?

- Ох, воевода, не сносить нам головы, - зло сказал Корнила, отводя коня в сторону. Махнул рукой дружине:

- Стоять до заката! - и, не оглянувшись на Ярополка с Блюдом, отъехал.

Держась чуть позади князя, Блюд хмуро размышлял о своем. Зеленое корзно хлопало от ветра, едва не задевая по лицу. Тайная вечеря у боярина Потани закончилась ничем. Бояре поговорили, посудачили о своей тяжкой доле, приняли решение повиниться Владимиру. О Ярополке говорили мало, оно и понятно: бывший князь киевский уже не может быть для них опорой. Так что ж тут рядить? Князь Владимир сошлет Ярополка куда-нибудь в дальний город, а без бояр он все одно не обойдется.

Потом все засобирались, Брынцал с Рудаком самолично проводили через тайный выход Блюда.

- Так когда, баишь, выезжаете из Родни в Киев? - улыбаясь, спросил Брынцал, дружески обняв воеводу за плечи и суя в ладонь маленькую калитку, в которой притягательно позванивали монеты.

- Завтра поутру, через два дня будем в Киеве.

- А сколько с вами охраны?

- Да дюжина, с воеводой Корнилой, - ответил Блюд, почти точно зная, что боярам все известно.

Воевода нисколько не сомневался, что именитые мужи что-то замыслили, но не хотели, чтобы он знал об этом. Почему? Может, и его хотят порешить вместе с Ярополком. Блюд хмуро поглядывал на корзно Ярополка. Иногда князь поднимал голову, отрываясь от своих мыслей, тогда видны были темные нахмуренные брови, прямой нос. Короткая светлая бородка делала его похожим на отца, Святослава. Длинный меч в позолоченных ножнах бил по крупу коня.

Глухая злость мутной волной поднималась с глубины души воеводы. Всю свою жизнь он отдал службе князьям. Выполнял их приказы и капризы, рубился бок о бок, добывая им славу и почет. А что осталось ему? Ни дома, ни семьи, ни богатства. Как пес в конуре, был он всегда рядом с теремом в пристройке для воеводы. Где-то далеко на Дону осталась родная станица, наверное, давно нет в живых отца-матери, не дымит глиняная труба над землянкой. Никто не ждет его, везде он чужой. Разве что поджидает воеводу палач с острым мечом, не ясно только, чей? Владимиров или Ярополков? Смерти на поле брани он не боялся - всю жизнь с разным оружием в руках, тут и цыганский медведь воевать научится.

Нет, не замышлял еще плохого воевода. Не кусал он руку кормящего, хорошо ли, плохо ли, но всегда служил хозяину.

Дорога впереди делала поворот к Киеву. До него уже рукой подать. Заходящее солнце золотит маковки теремов, поблескивает цветными разводами на окнах из византийского стекла. На мгновение мелькнули седые искры на глазах идола на требище. Перун отсюда казался не больше муравья, вставшего на задние лапки.

В силу воинской привычки он стал осаживать своего каурого, стараясь отжать в сторону коня Ярополка от густых зарослей на повороте, из которых так удобно ткнуть копьем или рогатиной. Дурное предчувствие охватило его, рука сама потянулась к мечу.

Из-за кустов вылетели двое всадников с занесенными мечами.

- Княже!! - едва успел выкрикнуть Блюд, ударом кулака в голову коня Ярополка заставив того подняться на дыбы.

Это и спасло Ярополка от острой стали. Меч высокого чернобородого разбойника полоснул наискось по шее коня, перерубая ее до позвонков. Конь упал, выбросив Ярополка из седла. Князь ударился о землю, перекатился, вскочил на ноги выхватывая меч.

Разбойник неуклюже разворачивал в его сторону коня, занося меч для нового удара.

Воевода выхватил свой меч, замахнулся, думая встретить чужой клинок над головой. Второй разбойник, худой, длиннорукий, быстро ткнул лезвием в грудь воеводы, как рогатиной. Меч раздвинул со скрипом кольца брони, полоснул по мышцам. Воевода почувствовал мгновенную боль в правом боку, лезвие противно заскрипело по ребрам. Не ожидая такого подлого удара, он запоздало опустил меч, попав по крупу чужого коня. Конь дико заржал от боли, его задние ноги подкосились, и он завалился набок, придавив разбойника. От удара вылетел из седла и воевода. Зажав левой рукой бок, он вскочил на ноги, бросился на помощь князю.

Чернобородый разбойник ожесточенно бил мечом сверху. Ярополк с трудом сдерживал бешеные удары, подняв кверху меч.

Выкатив глаза и брызгая слюной, разбойник кричал на Ярополка:

- За брата!!! За Любеч! За кровь!

Воевода подбежал сзади, с усилием поднял меч, опустил на широкую спину разбойника, по которой волнами перекатывались крупные мышцы. Посконная рубаха мгновенно лопнула между лопаток. Ярко-красное мясо вывернулось наружу, срезы быстро набухли кровью, засочились алыми струйками. Перерубленные белые кости высунулись изнутри тела.

Крупная голова обернулась назад, недоуменно глянула на воеводу. Затем изо рта хлынула кровь и разбойник упал спиной на круп коня, не выпустив из рук меча. Конь шарахнулся в сторону, едва не сбив Ярополка. Тело разбойника сползло набок, упало с седла, со стуком ударившись головой о землю. Протащив застрявшего ногой в стремени седока по земле несколько шагов. Конь остановился у кустов и стал спокойно объедать зеленые листья.

Воевода сделал шаг вперед, вгляделся в лицо князя. Оно было покрыто потом и грязными разводами. Но Ярополк был цел и невредим, и Блюд с облегчением отвернулся. Второй разбойник уже выбрался из-под коня и бежал к нему, выставив вперед меч. Рыжая борода скомкалась, зло раззявлен рот, в котором мотался широкий красный язык. Держа меч обеими руками перед собой, он попытался ткнуть им в живот воеводе. Блюд вскользь ударил мечом по сверкающему лезвию, пропуская его вправо от себя и одновременно падая на одно колено. Описав дугу, его меч устремился вниз. Худого разбойника пронесло вперед, в нос воеводе ударил запах грязных портков и онучей. Острое лезвие ударило под колени, ломая кости, и остановилось. Воевода с трудом дернул меч на себя, чуть не застонав от боли в боку.

Разбойник страшно закричал. Словно запнувшись о преграду, он упал вперед, а его ноги какое-то время стояли прямо. Затем из обрубков хлынула кровь. Разбойник пополз вперед, волоча по дороге неподвижные ноги и оставляя широкий кровавый след. Все же Архип заставил себя перевернуться на спину. Быстро бледнеющее лицо повернулось к Блюду, костлявая рука, держащая меч, шевельнулась.

Оперевшись обеими руками о меч, воевода перевел дух. Сознание то мутилось, то прояснялось. Кряхтя, он поднялся с колена, поискал глазами Ярополка.

Из-за поворота выходил еще один разбойник в черной накидке с капюшоном, с длинным тонким мечом в руке. Ярополк отстегнул корзно, отбросил его в сторону. Вытянув в сторону разбойника свой меч, Ярополк зло крикнул:

- Стой, смерд!

Фефил улыбнулся одними губами, отбросил на спину капюшон. Мельком глянул на бредущего воеводу, он взмахнул мечом. Ярополк едва успел подставить свой меч. От сильного удара тряхнуло руку, едва не выбив ее из плеча. Синеватое лезвие остановилось перед самым лицом. Такого же цвета глаза разбойника были на расстоянии вытянутой руки. Худое лицо выражало такое холодное равнодушие, что у Ярополка мелькнула мысль о том, что перед ним убийца, нанятый Владимиром. Это привело его в дикую ярость, которая удесятерило его силы. Оттолкнув меч разбойника, глядя в льдистые глаза, князь закричал в бешенстве:

- Наемник! Продался сыну робы, собака! Я вас всех... и бояр, и воевод!

Ухватив рукоять меча обеими руками, он осыпал разбойника такими мощными ударами, что Фефил попятился, с трудом сдерживая натиск.

Блюд услышал слова Ярополка, и в голове мелькнула дикая мысль: «А ведь они по наши души. Бояре наняли..., чтоб и меня тоже...». Лютая ненависть ударила в голову, придала силы. «Вот вы как...». В распаленном мозгу метались обрывки фраз: «Покараю всех... заслуживает смерти, аки головник». Почти не думая, что он делает, воевода поднял свой меч и сильно ткнул им сзади в бок князя. Ярополк вздрогнул, попытался обернуться, опустив свой меч. Фефил, в глазах которого мелькнуло удивление, тут же дважды ударил Ярополка в грудь. Выдернув меч и направив его на воеводу, Фефил спросил:

- Кто тебя послал?

Со странным чувством воевода смотрел, как упал князь Ярополк. Под телом быстро собиралась темная лужица крови. Слабый стон раздался сквозь стиснутые зубы поверженного и затих.

- Кто, кто? Да те же, кто и вас... неумех, - устало ответил воевода, оперевшись о меч и борясь с головокружением.

- А мне не сказали, - настороженно бросил Фефил, не опуская меча.

- А пошто кричать на всю Рассею? - усмехнулся Блюд, осторожно наблюдая из-под опущенных век за разбойником и прислушиваясь к ноющей боли в боку. Поддева уже промокла и противно липла к телу.

- Это они могут, - криво улыбнулся разбойник. - Шлют двоих, а за ними еще и чистильщика.

Он опустил меч, вгляделся в дорогу за спиной Блюда, повернулся к Киеву. Солнце уже почти коснулось горизонта. Свет отразился от голой макушки Фефила, окрасив ее в кровавый цвет.

Задержав дыхание, Блюд ударил мечом под мышку Фефила. Незащищенной кольчугой тело глубоко впустило в себя острую сталь. Фефил качнулся на ногах и упал набок, рукоятка меча выскользнула из рук блюда.

Чуть не упав, Блюд сделал шаг к разбойнику, ухватился рукой за рукоять, потянул меч на себя, упираясь одной ногой в плечо разбойника. Вытянув, постоял, отдышавшись, и направился к стоявшему у кустов коню разбойника. Кое-как освободил застрявшую в стремени ногу, ухватился за седло, вгляделся в близкий Киев. Огромное красное солнце уже коснулось горизонта, заливая все вокруг багрово-кровавым светом. Кое-как взвалив тело Ярополка на седло, воевода свистом подозвал своего коня и забрался на его спину, потеряв при этом последние силы.

Осторожно ставя копыта в пыль, кони медленно пошли в сторону Киева, неся на спинах тело мертвого киевского князя и его полуживого воеводу.

Панька, пятясь задом, вернулся к Олесе. Та лежала в густой траве, лицом вниз и зажав уши ладонями. Панька тронул ее за плечо.

- Ма-а...! - дернулась в сторону Олеся. Панька успел зажать ей ладонью рот, другой рукой прижимая девушку к земле. Олеся сильно укусила его за ладонь, пытаясь вцепиться в его лицо когтями, и снова открыла рот для крика. Панька сердито хлестнул ее по щеке:

- Да тихо ты! Это я.

Олеся открыла один глаз, увидала знакомое лицо, открыла другой, огляделась.

- А где тати? - заикаясь, выпалила она.

- Я их всех... там они... на дороге. Вот этой дубинкой, - хмыкнул Панька.

- Ой, правда? - широко раскрыла от удивления глаза Олеся.

- Правда, правда, - уверил ее парень, невесело усмехнулся. Кто тот воин в зеленом корзне? Наверное, какой-то князь откуда-то издалека. А соратник что сотворил!? Друга в спину! Однако ж не бросил на дороге. Надо будет завтра расспросить Головню, коли подвернется случай, кто был этот князь. В его лесной деревне, окромя дружинников, никого Панька и не видал. «Ну и ловок!». Панька покрутил головой от восхищения. «Один троих уложил! Надо запомнить, как это он с колена по ногам...».

- Сходи посмотри, - предложил он в шутку Олесе.

Девушка подорвалась с земли, порхнула к кустам, смело выглянула. Тыкая пальцем перед собой, пересчитала трупы, подбежала к парню, с восторгом бросилась ему на крепкую шею.

- Панька! Ты богатырь! Теперь, поди, любая за тебя пойдет, - ласково зашептала она ему на ухо, опускаясь на траву и притягивая к себе парня.

Панька мельком гляну на вполовину влезшее в землю солнце, успел подивиться переменчивости девичьего настроения, а рука уже жадно мяла упругую грудь. Горячая кровь застучала в каждой клеточке молодого тела. Олеся поспешно развязала шнурки платна, высвободила на волю белые груди. Соски набухли, нацелившись в лицо парня. Забыв про все, Панька впился губами в упругую плоть. Олеся жарко задышала, ее рука нашла завязки на портках Паньки, в нетерпении дергала их на себя. Ее тело податливо выгнулось навстречу ласкам, сотрясаясь от желания.

Что-то изменилось вокруг. Панька приподнял голову, прислушался. Уши уловили топот множества копыт.

- Да что это такое! Никакой личной жизни, - вполголоса выругался он, делая попытку оторваться от Олеси.

- Милый, ты что? - томно прошептали распухшие пунцовые губы девушки.

- Тихо, сюда опять кто-то скачет.

- Это мимо. Иди ко мне... - Олеся вытянула руки, ухватив парня за пышные кудри.

- Да погодь ты... Это уже не мимо.

Панька встал на колени, быстро завязав очкур.

- Иди, прогони их и приходи ко мне, - с придыханием прошептала Олеся. Она лежала на спине, раскинув руки и закрыв глаза. Молочно-белые груди с темными сосками призывно выглядывали из распахнутого ворота платна, подол сбился выше колен, обнажив полные ноги. По ее телу пробегала крупная дрожь, белые зубки прикусили пунцовую нижнюю губу.

- Щас, только штаны завяжу, - буркнул Панька, пробираясь на свой наблюдательный пост.

По дороге неслись дюжина всадников. Хмурые бородатые лица под шеломами зорко оглядывают дорогу, в крепких руках зажаты длинные копья. Впереди на пегом жеребце несся рослый немолодой дружинник, нахлестывая плеткой коня.

Увидав на дороге трупы, всадник резко осадил коня, подняв его на дыбы. Спрыгнув на землю, дружинник бросился к зеленому корзну, валяющемуся в пыли. Рывком подняв его, огляделся по сторонам, люто крикнул:

- Кто?!!

Панька вжал голову в траву, ему показалось, что взгляд дружинника чиркнул по кустам, как острым мечом. Теперь он молил богов о том, чтобы Олеська не пикнула сдуру.

Несколько дружинников спешились, ходили по дороге, подбирая оружие, пинками переворачивая трупы, над которыми уже роились мухи

- Корнила, может, обошлось? - высказался один.

Старший не ответил, скрипнул зубами, лицо его враз почернело. Он прыгнул в седло, огрел плетью коня. Пригнувшись к гривам и выставив вперед копья, дружина скрылась за поворотом.

Стража на воротах увидала поднимающихся от Почайны двух странных всадников. Один лежал поперек седла, безжизненно свесив руки и ноги. Второй уткнулся шлемом в гриву коня, крепко обняв его за шею. В правой руке он зажал повод коня, на котором лежал убитый.

На встречу вылетели двое верховых. Один быстро вернулся, промчался к княжескому терему, соскочил с коня. Заслышав быстрый топот, навстречу ему выбежал Головня.

Дружинник, выпучив глаза, хватал воздух ртом и показывал рукой назад. Почувствовав неладное, Головня бросился к воротам.

Гридни уже сняли с седла Ярополка, опустили на подложенные доски. Осторожно сняли воеводу, с усилием разогнув пальцы, зажавшие повод. Гридни оповестили князя Владимира. Владимир выбежал из терема в белой рубахе, подпоясанной красным поясом, без корзна и без шлема. Подбежав к брату, он опустился на колени, повернув голову Ярополка к себе. На него глянули закатившиеся под лоб мертвые глаза. Владимир осторожно надвинул пальцами холодные веки на глаза, поднялся на ноги. На дружинников глянуло потемневшее от гнева лицо.

- Где Корнила? - тихо спросил он таким голосом, что у многих по спине пробежал холодок.

Головня бросился к коновязи, прыгнул в седло. Следом за ним оказались на конях несколько дружинников, слаженно направили коней к воротам. Толпа раздалась в стороны. Навстречу Головне из ворот вылетела дружина Корнилы. Воевода Корнила спрыгнул с коня, опустился на колено перед телом Ярополка. Владимир молча смотрел на него, сжав кулаки. Корнила медленно поднялся на ноги, вынул меч, протянул его рукоятью вперед Владимиру.

Владимир стоял, не шевелясь, лишь раздувались крылья прямого носа.

- Ты не выполнил приказ, - онемевшими губами произнес он.

Корнила ничего не ответил, только на скулах заиграли желваки. Не поднимая глаз, он опустил меч к ногам Владимира, снял шелом и преклонил одно колено. Загоревшая крепкая шея была покрыта глубокими морщинами.

Владимир отвернулся, поискал глазами Головню. Воевода с дружинниками уносили Блюда в терем. За ними спешил увешанный сумками и мешочками с травами знахарь. Стоявший рядом Волчий Хвост поднял меч Корнилы, вопросительно глянул на князя. Владимир махнул рукой и тяжело пошел в терем. Его провожали хмурые лица дружинников Корнилы.

Утром в дружину Головни пришло пополнение. Владимир пополнял поредевшее после битвы под Любечем воинство за счет простолюдинов, ремесленников и просто робьих людей. Головня с дружинниками рыскал по окрестным деревням, порой запрятанных в глухих лесах вдоль Днепра. В войско шли и те простолюдины, кто принимал участие в битве под Любечем на стороне князя Владимира, и те, кто шел с Ярополком. Были и такие, кто потерял брата или отца в той брани. Головня самолично отбирал в свою дружину наиболее рослых и сильных. К новичкам сразу прикреплялись бывалые дружинники, которые с веселым злорадством и насмешками гоняли новобранцев до седьмого пота на заднем дворе за теремом. С первых же дней неуклюжее пополнение переходило из рук одного учителя в другие. Деревянные палки, заменяющие мечи, сменялись на копья, копья менялись на луки. На спину взбирался напарник, и, пользуясь моментом, отдыхал от трудов праведных, пока его катали вокруг терема, пока двуногая лошадь под ним не падала от изнеможения. Кряхтя, наездник подставлял спину, со стоном делал шаг, другой, уравнивал дыхание, и вот уже несется вокруг терема, блестя мокрой кожей и, роняя капли пота на утрамбованную землю. К вечеру новобранцы падали замертво, порой засыпали, не донеся до рта деревянной ложки с кашей.

На третий день хоронили Ярополка. Панька, стоя среди других дружинников, с любопытством вертел головой, первый раз видя похороны знати. Он уже знал, что был убит недалеко от Киева брат князя Владимира, что казнен воевода, который со своей дружиной должен был сопровождать его из Родни. Дружинников Корнилы распределили по другим воеводам. Один из них, Збыслав, попал к Головне. Он обучал молодых кулачному бою и владению мечом. Обернув пудовые кулаки пуками соломы, он показывал, как нужно бить, чтобы свалить врага с одного-двух ударов. После его ударов Панька чувствовал себя так, будто его залягал деревенский жеребец. Обозленный таким ласковым приемом, Панька решил отыграться. Когда Збыслав ткнул в грудь Паньке деревянным мечом, он отбил меч снизу вверх, одновременно опускаясь на одно колено, и со всей силы ударил Збыслава по ногам. Дружинник едва успел подставить палку, прикрывая колени. С громким треском та переломилась, отлетев в сторону. Панька быстро отскочил назад, сжимая в руке палку. В их сторону начали оглядываться. Збыслав повертел в руке обломок, отбросил его в сторону, впервые за два дня улыбнулся.

- Молодец, - произнес он удивленно.

«А то!», - подумал Панька, гордо улыбнувшись в ответ и опуская свое оружие.

Когда успел ударить Збыслав, он и не заметил. На этот раз деревенский жеребец решил лягнуть в грудь сразу обоими копытами. Панька отлетел к забору, врезался спиной в бревна и осел на землю, хватая воздух ртом. Збыслав подошел, нагнул его голову так, что подбородок уперся в грудь, надавил. Когда он отпустил голову, Панька почувствовал, что может вздохнуть. Збыслав, возвышаясь перед ним скалой, улыбнулся, протянул руку. Панька исподлобья посмотрел на дружинника, через силу улыбнулся, поднялся, опираясь одной рукой на протянутую ладонь, другой о смолистый забор.

- Здоров ты лягаться, - он улыбнулся и потрогал грудь, с уважением поглядывая на кулаки Збыслава.

- Ты где научился этому приему? - поинтересовался дружинник.

- Подсмотрел, - махнул рукой Панька.

Сейчас он вытягивал голову, вглядываясь в корсту, в которой несли князя. И вдруг он узнал в лице князя того дружинника, что был на дороге. Так вот кто был убит! Князь Ярополк! Панька обернулся, чтобы рассказать об этом Збыславу. Тот быстро отвернулся, но Панька успел заметить злой взгляд, с которым дружинник смотрел на князя Владимира. У Паньки язык присох к гортани. Он решил отложить рассказ на потом, и скоро забыл об этом.