Глава 28

Сидевший на корточках у шатра телохранитель вскочил на ноги, склонил голову.

- Развлекайся, - Илдема хлопнул крепыша по плечу, - твой хан думает, и просил не беспокоить.

Хан Илдема прошел на свое место, сел.

- Воевода, - обратился он к Головне.

Тот поднял глаза, спокойно взглянул на хана.

- Я много слышал об урусутских воинах. Я хотел бы посмотреть на их искусство. Ты свою работу выполнил, теперь можешь быть свободен. Это моя просьба… пока.

- Что ты хотел бы, хан?

- Пусть твои воины покажут, что они могут, например: стрелять из лука или скакать на коне.

- Всегда пожалуйста, у нас этому учат с детства. Что ты хочешь в первую очередь?

- Кумар! - позвал хан.

Телохранитель шагнул вперед.

- Дай своего коня урусуту, пусть покажет нам всем, что он может.

Кумар подошел к своему коню, взял повод. Исполинский конь послушно пошел за ним на площадку. Все вскочили на ноги, опасаясь попасть под громадные копыта.

Збыслав сделал шаг вперед. Панька вцепился ему в руку, умоляюще зашептал:

- Збыслав, миленький, дай мне. У меня к этому джину свои счеты.

Збыслав с сомнением посмотрел на коня, на Паньку, нехотя согласился.

- Да что ж с тобой поделаешь? Все тебе: и пэри, и джины, и лучшие кони. Валяй, смотри только, коника не запали.

Панька радостно прыгнул вперед, выхватил повод из руки Кумара. Конь заржал, резко бросился в сторону. Панька не удержался на ногах, под хохот степняков свалился на землю едва не попав под копыта, проехал на животе по утрамбованной земле. Збыслав нахмурился, жалея, что поддался на уговоры этого подлизы.

Конь остановился, дико заржал, подымаясь на дыбы и высоко задирая голову. И тут случилось невероятное: увлекаемый поводом, Панька прогнулся, сильно оттолкнулся пятками от земли и взлетел в седло. Ошалевшими глазами огляделся, сжал бока коня коленями. Под весом Паньки конь пошатнулся, опустился на передние копыта, взбрыкнул, высоко вскидывая зад.

- Но-о, не балуй! - заорал Панька, со всей силы сжимая колени, чтобы не вылететь из седла. Конь повернул голову, злобно заржал, пытаясь укусить за коленку, и тут же получил оглушающий удар пудовым кулаком меж ушей. Всхрапнув, конь упал сначала на колени, выкинув Паньку из седла, затем завалился набок, вытягивая шею и закатив огромные глаза под лоб.

Панька опять ударился о землю, кувыркнулся через голову, неуклюже вскочил на ноги. Лицо в разводах грязи заметно покраснело, он завертел головой по сторонам, ожидая насмешек. На этот раз никто, кроме Збыслава, не улыбнулся. Не дыша, смотрели степняки на громадного черного коня, который был убит одним ударом кулака.

Панька глянул на замершего коня, с ноздрей и ушей сильно запрокинутой головы которого текла густая кровь, развел руками, недоуменно пожал плечами.

Кумар схватился за меч. Хан Илдема предупреждающе поднял руку. Телохранитель остался на месте, шумно дыша, глядя на Паньку такими глазами, что он сразу замерз до самых кишок, а кожа покрылась инеем. Паньке захотелось накинуть доспехи, для верности еще и прикрыться щитом, он корил себя за то, что не одел их с самого утра, а теперь уж точно не дадут одеть. Смущенной походкой он вернулся к своим друзьям, оправдываясь перед непонятным взглядом Головни:

- А чо он кусается за коленку? Я щекотки боюсь.

Степняки накинули волосяной аркан на шею громадного коня, двумя лошадями поволокли в степь, бросили рядом с трупом Сафара.

Хан Илдема одобрительно покачал головой, хлопнул в ладоши, сказал Головне:

- Сильный, хотя и не очень ловкий, твой воин. А может ли кто сравниться в стрельбе из лука с нашими степными воинами?

Никита глянул на воеводу, шагнул вперед. Иваш легко оттолкнул его, встал перед Головней.

- Можно, я? - спросил он воеводу и, не дожидаясь ответа, обернулся к Никите. - Мне кажется, сегодня всем достанется, нужно же и мне как-то себя показать, - он широко улыбнулся. - Чует мое сердце, биться тебе сегодня на кулачках вон с тем сараем белоглазым. Так что, дай мне лучше твой лук.

Он повернулся к хану, сделал шаг в его сторону.

- Я буду стрелять из лука. Друзья разрешили мне показать, как стреляют у нас. Я, правда, новичок в этом деле, но ведь нужно же учиться, - Иваш смущенно глянул на хана Илдему.

Илдема усмехнулся.

- А твои друзья не боятся, что ты опростоволосишься и подведешь их?

Иваш взлохматил рукой волосы, спокойно сказал:

- Переживать будут, конечно, но не бояться, хан. Только позволь стрелять с моего лука, сподручней как-то.

- Что ж, ты можешь взять одну стрелу.

В сопровождении двух степняков Иваш прошел к коню Никиты, вынул с налучи подарок Ильи Муромца, наугад вытащил из тулы одну стрелу. Один из степняков тут же отобрал ее, с изумлением повертел в руках толстое, с палец, древко с тяжелым каленым наконечником.

В это время Кумар воткнул в тридцати шагах от шатра длинную изогнутую саблю лезвием вверх. За ней на расстоянии пяти шагов степняки воткнули в землю ветки, на концах которых на конском волосе были повешены железные кольца от кольчуги. Такое же кольцо было подвешено перед саблей, как раз напротив лезвия.

Кумар взял лук и одну стрелу, с показным равнодушным выражением лица отошел на середину площадки. Все расступились в стороны, Панька, которого Кумар намеренно хотел задеть плечом, благоразумно увернулся, юркнул за спину Збыслава.

Возвышаясь над всеми черной глыбой, Кумар поднял свой лук, долго целился, сдвигаясь то влево, то вправо. Хазары благовейно застыли, ожидая чуда, потому что еще никому не удавалось попасть стрелой в кольцо так, чтобы стрела, пройдя через кольцо, попала в клинок и, расщепившись пополам, попала каждой половинкой в другие кольца, подвешенные позади сабли.

Все, даже русы, притихли, боясь помешать стрелку. Илдема насмешливо глядел на русов: он был уверен, что такого повторить не сможет никто, ибо его воину помогает сама богиня аль-Лат, направляя его руку.

Медленно сгибались толстые рога лука, тупой наконечник застыл на месте и вдруг исчез. Раздался звон, треск расщепленного дерева, дружный выдох глоток двух дюжин мужчин.

Кумар высокомерно оглядел Иваша, отвернулся, прошел к шатру, вновь став за спиной Илдемы.

Двое хазар сбегали в степь, принесли половинки стрелы. Оба кольца за саблей слегка покачивались.

Головня озабоченно спросил Иваша:

- Повторишь?

Иваш улыбнулся.

- Нет, конечно. Мы такие липовые наконечники не делаем.

Он отдал в руки Паньки лук, подошел к кольцу, висевшему перед саблей, закрутил его. Быстро вернулся назад, взял лук из рук Паньки, стоящий рядом степняк почтительно подал ему стрелу.

Кольцо быстро крутилось на волосе, сливаясь в мельтешащий шар.

Иваш приподнял лук, стрела смотрела в землю перед ним. Голые по плечи руки выделялись расслабленно обвисшими толстыми мышцами.

Вдруг Иваш мгновенно вскинул лук, черное перо появилось возле правого уха и исчезло. Иваш сразу опустил лук, согнул рога, уперевшись в сапог, снял тетиву, смотал, спрятал в карман.

Над площадкой раздались нестройные возгласы разочарования. Колечко как крутилось, так и продолжало крутиться. Сабля стояла, пуская яркий солнечный зайчик .

Стоявший рядом с Ивашем Фазиль быстро подбежал к кольцу, присел на корточки, недоуменно обернулся.

Сзади него раздался легкий звон. Степняк отскочил в сторону, оглянулся, изумленно поднял брови. Половина сабли, упав с оставшегося куска, стукнулась о рукоять. Фазиль схватил ее в руки, осмотрел, радостно улыбаясь, поднял вверх большой палец.

Кумар молча смотрел на русов, лишь на скулах забегали желваки. Хан Илдема поднял голову, посмотрел непроницаемое лицо телохранителя, чуть улыбнулся.

- Твой воин слукавил, воевода, что он новичок. Это говорит о том, что у него, кроме мышц, есть и мозги. Может ли он ими работать? Например, сыграть в тавлеи?

Иваш только хотел открыть рот, как Никита выскочил вперед, азартно подтягивая рукава рубахи.

- На интерес? - быстро спросил он хана.

Илдема хищно улыбнулся.

- На интерес. Вот этот долг, - он кивнул на мешок с деньгами, - на твою голову.

- Не дорого берешь, хан? - хмуро спросил Головня.

Илдема улыбнулся еще шире.

- За эти деньги уже столько голов положено, что еще одна не будет слишком большой платой.

- Он мой дружинник, и его жизнь мне дороже этого мешка.

- Воевода, позволь сыграть. Меня тятька учил.

- Смотри, Никита. Взявши слово - держись.

По знаку Илдемы из седельной сумки его коня достали складную золоченую доску черного дерева с красиво выложенными белыми квадратиками на поле, расставили золотые и серебряные кружочки на квадраты.

Никита уселся перед ханом, ловко поджав под себя ноги, подвернул повыше рукава белой рубахи, азартно потер ладони друг о друга.

Хан, играя золотыми кружочками, первым двинул свою фигуру на поле. Никита, не задумываясь, двинул свою навстречу. Хан перешагнул ее, небрежно смахнув с поля. Никита двинул навстречу еще одну фигуру. Хан перепрыгнул и ее. Второй серебряный кружок лег рядом с первым.

Все сгрудились полукругом рядом, с интересом наблюдая за поединком. Степняки знали, что искусной игрой в тавлеи хан иногда приумножал свои богатства, и уже с некоторым сожалением поглядывали на толстую шею руса, сомневаясь, можно ли ее перерубить с саблей с одного раза. Ну, да Кумар с этим справится.

Никита, казалось, опрометчиво отдавал фигуру за фигурой, доставляя радость хану. Из дюжины серебряных кружочков на поле оставалось не более половины. Наконец, Никита двинул свою фигуру в середину поля, поставив ее перед золотым кружком хана, поднял голову, выжидающе глядя в лицо Илдемы. Хан, мрачнея, долго смотрел на фигуры, одним движением руки смел их с доски. Никита дотянулся до железной котомки, цапнул ее правой рукой, не глядя бросил через голову назад. Панька едва успел поймать летевший прямо в лицо железный мешок.

Никита заново расставил на поле фигуры, без торжествующей улыбки спросил хана:

- Еще?

Илдема оглянулся.

- Мой конь против твоей головы и долга.

- Согласен, - чуть нахмурился Никита.

На этот раз первым двинул свою фигуру Никита. Хан решил повторить маневр руса - отдал свою фигуру. Серебряный кружок лег на траву. Никита долго думал над каждым ходом избегая встречи своих фигур с фигурами хана.

Горки золотых и серебряных фигурок с каждой стороны доски росли. Никита все больше мрачнел, хан Илдема радостно потирал руки, ослепительно сверкая белыми зубами. Вот он поднял золотой кружок, отбросил его в сторону и замер, задержав над доской руку. Улыбка сползла с его лица, стянув кожу лица так, что от глаз остались одни щелочки. Как завороженный смотрел он на золотые тавлеи, что подстерегали ход любой его фигуры.

«Сафар был прав», - некстати подумалось хану. Он поднял руку, щелкнул пальцами. Кумар склонился над ним.

- Сними седло с Аргамака, - сказал хан телохранителю.

Кумар с ненавистью глянул на Никиту, подвел великолепного, в светлых разводах серого коня. Тонкие ноги изящно переступали по земле. Аргамак словно почувствовал, что хозяин отдает его в чужие руки, заржал, кося огненным глазом на Илдему. Тот отвернулся.

Кумар снял седло, уздечку. Конь почувствовал свободу, взвился на дыбы. Тяжелая рука Збыслава упала ему на холку придавливая к земле, пальцы захватили шкуру в кулак, заставляя от боли выгнуть тонкую шею.

Збыслав зашептал коню в ухо:

- Тихо ты, паскудник. Шею сломаю.

Аргамак сдался, понимая, что еще немного и угроза будет выполнена.

Илдема вздохнул, насмешливо сказал:

- А что может сам воевода? Или только посылать юнцов впереди себя?

Никита поднял голову, быстро сказал:

- А всему, что мы умеем, нас и научил воевода.

- Что ж, после всего мне только остается услышать слова вашего хана. Я уверен, что они были переданы.

- Ты прав, хан, - выступил вперед Головня, - они были сказаны, и великий князь Владимир наказал молвить их только тогда, когда ты сам об этом спросишь.

- Ну, ваш князь велик уж хотя бы тем, что сам себе хозяин. Что он наказал тебе, воевода? - усмехнулся Илдема.

- Тот, кто продает запах победы, получает в уплату звон монет.

Хан зло ощерился:

- Один щенок загрыз другого, теперь тявкает на всех! Кумар, - позвал он телохранителя, - ты можешь выбрать себе любого руса для кулачного боя. И на этом покончим.

- Ну, вот и моя очередь, - спокойно сказал Збыслав, покачивая головой и поводя плечами, разминая мышцы.

- Ты! - вытянул палец в сторону Никиты Кумар, не обращая внимания на Збыслава. В его светлых глазах засверкали черные сполохи, руки вытянулись вперед, чуть согнутые пальцы с острыми ногтями стали похожи на медвежьи когти.

Фазиль оглянулся, ища глазами своего хана. Токтагай до сих пор не появился из шатра. Фазиль забеспокоился, подбежал к шатру, тихо окликнул сквозь полог:

- Мой хан!

Не дождавшись ответа, он сунул голову под полог. Увидав неподвижно лежащего Токтагая, заскочил в шатер, упал на колени перед ханом. Неподвижно-остекленевшие глаза побелели, красивое смуглое лицо приобрело темно-синюшный оттенок.

Фазиль подхватил Токтагая на руки, выбежал из шатра. Над кочевьем раздался его отчаянный крик:

- Хана отравили!

Илдема, не оборачиваясь на крик, махнул рукой:

- Убейте их.… Всех.

Иваш мгновенно перепрыгнул через кожаное блюдо с мясом, держа в руке лук, бросился к Фазилю, склонился над ханом. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Токтагаю уже ничто не поможет. В это время Фазиль вскочил на ноги и закричал:

- Нет!! Он гость!

Иваш быстро обернулся. Шавкал с высоты седла уже опускал руку с саблей на его голову. Фазиль качнулся вперед, вытягивая руки над Ивашем. С хрустом ударила сабля в правое плечо Фазиля, и кольчуга не выдержала, в разошедшиеся кольца под режущим натиском острой стали ключом хлынула алая кровь.

Шавкал снова занес саблю, и тут в грудь коня с размаху врезалось тело Паньки. От удара конь осел на задние ноги, Шавкала выкинуло из седла.

Панька оглянулся через плечо на Иваша, выхватил у него из руки лук, со всей силой ударил по лицу неосторожно сунувшегося степняка. Длинный лук рогом сорвал кожу с лица хазарина, обнажая зубы. Степняк схватился рукой за лицо, дико взвыл. Еще один удар в голову опрокинул хазарина на землю. Выломав из пальцев степняка саблю, перебросив в левую руку лук, Панька дико завертелся, оберегая Иваша, угрожающе тыкая длинным луком в лица круживших вокруг хазар и держа наготове саблю.

Фазиль закусил до крови губу, упал на руки Иваша. Иваш едва не выронил неожиданно тяжелое тело, опустился на землю. Отрубленная рука висела на нескольких кольцах кольчуги.

- Башка, мне не больно, я же батыр, - быстро бледнеющие губы Фазиля пытались улыбнуться.

- Батыр, - подтвердил Иваш, осторожно поворачивая голову Фазиля влево, чтобы он не мог увидать хлещущей из плеча крови.

- Башка, ты меня обманешь? Ты великий шайтан, можешь приживить палец, у тебя дудочка... Так хочется спать, темно... уже ночь, да?

- Спи, Фазиль, - с закипающими в горле слезами ласково сказал Иваш. - Ты у себя дома.

- Башка... брат, - прошептал Фазиль, левой рукой он прижал к груди ладонь Иваша. С уголка губ появилась струйка крови, под правым плечом уже собралась темная лужа, срез слабо кровоточил пульсирующими струйками.

Дикий звериный рев раздался над кочевьем. Вскинув над собой кулаки, Иваш кричал, словно раненый медведь. Нападавший на Паньку хазарин вздрогнул, глядя на огромную фигуру в волчьей шкуре, и тут же получил в шею косой удар Панькиной саблей. Иваш выхватил у Паньки лук, бросился к Илдеме. За ним, прикрывая его спину уже двумя саблями отступал Панька.

Сразу, как только раздался голос Илдемы, Збыслав резко присел, пудовые кулаки ударили по коленям стоявших рядом степняков. Под правым кулаком глухо треснуло. Взмахнув руками, хазарин упал лицом на землю. Второй успел выхватить саблю, косо полоснул сверху вниз, усмехнувшись над глупым урусутом, который со страху подставил руку, будто вязаная рубаха была в состоянии защитить от хазарской сабли. Раздался противный скрежет, сабля воткнулась в руку и застряла. Ошалев, Кончака смотрел, как Збыслав, с торчащей в предплечье саблей поднимается во весь рост, занося кулак. Он дернул на себя саблю, урусут стал сгибать руку, выворачивая рукоять сабли из его пальцев. Хазарин схватился за рукоять обеими руками, нажал. Громко треснув, клинок переломился у самого огнива. Кончака еще успел крикнуть во всю силу легких:

- Урус яман! - прежде чем получил удар кулаком в лицо, от которого в глазах ослепительно вспыхнуло, и наступила темнота.

Хан Илдема не ожидал от русов такой прыти. Похоже, они все время только и делали, что готовились к нападению, и уже заранее выбрали цели. А иначе чем объяснить, что они рассыпались почти мгновенно; их медведеподобный воевода в два прыжка преодолел расстояние до него, ударив сразу двумя руками в стороны, откидывая в стороны телохранителей, что встали на место Кумара; одна рука вцепилась в халат на груди, а другая уже тянула снизу короткий меч, который русы почему-то зовут засапожным ножом.

«Будь ты проклят, Сафар», - подумал Илдема, чувствуя, как огненная боль поднимается по незащищенному кольчугой телу от середины живота к сердцу.

Иваш, увидев, что хан Илдема уже мертв, а над ним, словно медведь в сверкающей броне, вертится с мечом в левой руке и ножом в правой Головня, бросился к шатру, где у русов осталось оружие.

С полдюжины воинов Илдемы бросились к возам, надеясь, что оставшихся хватит для расправы с русами.

Джаффар, вскочивший на ноги, растерянно смотрел, как степняки Илдемы рубят его безоружных детей и внуков, воздел руки к небу, призывая на помощь Бога. Острая сабля Субудая прервала молитву в самом начале. Седые волосы старика сразу окрасились в красный цвет, и он упал лицом на утоптанную землю.

Нескольким кочевником удалось добежать до возов, нырнуть под пологи, выскочить оттуда с кривыми саблями. Около возов тоже закипела схватка. Одетые в одинаковые халаты, похожие лицами, степняки и кочевники остервенело рубили друг друга. Из кибиток с визгом бросились врассыпную женщины и дети.

Размахивая перед собой луком, словно палкой, Иваш волком перелетел площадку, вломился в полог. Тут же три степняка упали телами на шатер, пытаясь завалить его. Их сабли легко проткнули шкуры шатра. Вдруг шатер вздулся изнутри, выпустив наружу длинное сверкающее лезвие меча, которое наискось пронеслось через голову одного из хазар и глубоко застряло в теле другого. Меч тут же скрылся в шатре, чтобы еще дважды блеснуть искрами на солнце, наугад ища третью жертву.

Хазарин отпрянул назад, со злостью ударил саблей по вынырнувшему из шкуры мечу, с еще одним подбежавшим степняком бросились к Збыславу, который успел добежать до развешанных на копьях доспехах. Времени накинуть кольчугу уже не было, поэтому Збыслав, сдернув доспех с искепища, бросил его в набегавшего на него хазарина.

Два пуда турьей кожи с нашитыми железными бляхами опрокинули степняка на землю. Тут же кованый наконечник копья вошел до упора в грудь другого. Хазарин выронил саблю, дико глянул на торчащее в груди древко, схватился за него обеими руками, пытаясь вытолкнуть копье из себя. Збыслав нажал сильнее, опрокидывая степняка на спину. Второй хазарин, откинув в сторону русский доспех, вставал на ноги. Не выпуская из рук копья, Збыслав ударил его носком сапога в грудь. Подброшенный высоко в воздух, хазарин упал навзничь, безвольно раскинув руки.

Злобно ухмыльнувшись, Збыслав нажал на древко всем весом. Копье, проломив грудь, ушло глубоко в землю.

- Держи! - раздался за спиной хриплый голос Иваша. Збыслав быстро обернулся, выхватил у него из рук свой меч.

- Никита!! Я иду! - закричал Иваш. Его и Никитин мечи крутились перед ним, словно железные крылья ветряка. Дважды в этом сполохе коротко сверкнуло искрами от попавшихся на пути сабель степняков.

Сзади придушенно всхрапнуло. Приседая, с разворота Збыслав ударил мечом за спину. Степняк, пытавшийся высвободиться от вцепившейся зубами в плечо белой верблюдицы, почувствовал только, что земля перестала давить снизу в ноги, потому что, пересеченные, они лежали где-то внизу, заливаемые густо хлынувшей сверху кровью.

- Спасибо, пэри, - крикнул Збыслав. Верблюдица разжала зубы, задрала верхнюю губу, дружелюбно улыбаясь Панькиному соратнику.

В стороне от шатров бились Кумар и Никита. Степняки не трогали Никиту, никому не пришло в голову полоснуть сзади. Они опасались гнева Кумара, который, несомненно, пал бы на их головы, помешай они ему насладиться победой. Уверенный в своей силе Кумар, не вынимал меча - раз за разом его кулаки доставали Никиту то в плечо, то в грудь. Никита едва успевал подставлять локти, чтобы прикрыть лицо. Словно дикий зверь вселился в Кумара. Его зрачки превратились в вертикальные щелки, сине-зеленые глаза посветлели. Выше Никиты на полголовы, из-за одетой кольчуги с закрепленной на груди большой выпуклой пластины, он казался вдвое шире. Полы и рукава тонкого черного халата, перетянутого в талии широким вышитым поясом, мелькали словно крылья ворона. С презрительной улыбкой на губах он молниеносно выкидывал кулаки, пытаясь достать в голову. На удар Никиты в грудь, от которого согнулась пластина и вдавилась в грудь, он почти не обратил внимания. Уворачиваясь от встречных ударов, бойцы кружили друг перед другом, цепко держа глазами руки противника.

Кумар замахнулся правым кулаком, Никита уклонился, и тут сгибающий тело пополам удар ногой в низ живота, выбил дыхание из него. Никита инстинктивно согнулся, поздно сознавая, что делать этого не следовало.

Сильно изогнувшись, Кумар ударил правым кулаком снизу. Повинуясь безотчетному рефлексу, Никита согнул голову еще ниже, подставляя под удар лоб. Ощущение было такое, словно он упал с разбега лбом на наковальню. В глазах вспыхнуло, не то что искры, а пламя из горна, земля перед Никитой дрогнула, подернулась мутной зыбью, в которой плыл, удаляясь, огромный смуглокожий кулак с побелевшими от натянутой кожи костяшками. В наступившей тишине Никита увидал, как прыгнула внизу земля, сменившись бледно-синим небом.

Перед глазами чередой пронеслись незнакомые лица. Строгие и не очень, чистые и заросшие бородами до самых глаз. С легкой укоризной и ожиданием их глаза смотрели на него. Над всем этим в мозгу стучали ласковые слова: «Сыночек мой, вставай…». Все затмило лицо удивительного витязя: огромная фигура, казалось, вырастала из неба, широкая грудь со свободно наброшенной на прямые плечи простой безрукавкой из невыделанной волчьей шкурой, живот прикрывает большая круглая пластина из темного металла. С улыбкой великан протягивает к нему толстые надежные руки, качает на ладонях. Рядом с ним, прижавшись к плечу великана, стоит молодая женщина в зеленом платье. Длинные русые волосы свободно колышутся по ветру. Серые глаза с любовью смотрят, как витязь качает малыша, подкидывает его кверху.

В глазах прояснилось, небо перестало качаться, вызывая тошноту. Высокий хазарин стоял в ногах, рука медленно тянула из-за пояса кривой меч. Красивое чистое лицо с яркими губами словно застыло в торжествующей улыбке. Глаза, полуприкрытые длинными ресницами, приобрели зеленый цвет, не отрываясь смотрели в лицо Никиты. Полные губы растягивались вместе с движением руки, обнажая такие же сверкающие, как и меч, зубы; небольшой шрам на щеке изогнулся.

Словно мягкая ладонь толкнула снизу в спину. Никита оттолкнулся лопатками от земли, перевернулся назад через голову, вставая на ноги. В то же мгновение в землю перед ним вошло изогнутое лезвие огромного меча и тут же пошло обратно снизу вверх, протягиваясь к Никите. Распарывая рубаху, меч самим острием дотронулся до груди, ударил в подбородок и, описав над головой Никиты кривую петлю, с резким свистом понесся к шее. Никита едва успел отпрянуть назад, ощутив холодный ветерок мимо лица, лапнул подбородок. Ладонь сразу окрасилась кровью. Не сводя глаз с улыбающегося Кумара, который медленно шел к нему, пригнулся, расставив руки в стороны. Где-то далеко позади раздался голос Иваша.

Кумар мельком глянул за спину Никиты и вдруг, резко оттолкнувшись обеими ногами от земли, взмыл в воздух. Взметнувшиеся полы халата захлопали, словно крылья. Переворачиваясь в воздухе над Никитой, Кумар ударил мечом сверху вниз. Никита упал боком на землю, чувствуя, как по плечу чиркнуло огнем.

Ноги в мягких черных сапогах ударили в траву рядом с сапогами Никиты. Не раздумывая, он ударил без размаха правой ногой по черному голенищу.

Тело Кумара еще не стукнулось о землю, а в землю за головой Никиты вонзилось лезвие меча. Толстое запястье, выглядывающее из черного рукава, было совсем рядом. Что было сил, Никита наотмашь ударил кулаком по смуглой коже и тут же вскочил на ноги.

Как подброшенный пружиной, Кумар взлетел над землей, взмахнул правой рукой. Меч выпал из безвольно повисшей кисти. Кумар опустил глаза, неверяще глядя, как падает его оружие. Не давая ему опомниться, Никита ударил сбоку носком сапога чуть выше колена, вкладывая всю злость. Всхрапнув, Кумар упал на одно колено, искаженное болью и яростью лицо повернулось к Никите. Еще один удар в грудь опрокинул Кумара на спину.

Хрипло зарычав, Никита нагнулся над хазарином, схватил левой рукой за грудь у шеи, забирая в горсть мелкие кольца кольчуги. Кумар схватил одной рукой запястье Никиты, сдавил пальцы. Словно кузнечные клещи обжали руку, впиваясь глубоко в тело.

Не обращая внимания на боль, Никита грубо цапнул Кумара за кожаные штаны правой рукой, вскинул его над собой одним движением. Торжествующий рев прокатился над лагерем. Приседая, Никита резко бросил Кумара вниз, не выпуская из рук. Хребет черного хазарина ударился о подставленное колено с громким хрустом. Устало поглядев в искаженное смертной мукой красивое лицо степняка, Никита столкнул тело с колена на землю.

Подбежавший Иваш мельком вгляделся в бледное лицо Никиты, вложил в руку меч, подхватил меч Кумара, бросился к возам.

Панька с Головней отбивались от наседавших Шавкала с Субудаем. Шавкал оказался обоерукий. Бешено мельтеша саблями, он пытался оттеснить Паньку от воеводы. Панька знал, что если он сделает хоть шаг в сторону от железной глыбы, то тут ему и конец. Длина рук Паньки с зажатыми саблями, которыми он махал как прутьями, не давала Шавкалу дотянуться до тела полуголого руса. Правой рукой Панька отбивал частые удары Шавкала, левой угрожающе тыкал в сторону то Шавкала, то Субудая. Леворукий Головня отбивался коротким, не длиннее сабли, мечом, в правой держал нож.

Под натиском частых ударов Субудая Головня постепенно пятился. Хазарин яростно рубил доспехи Головни, легко уворачиваясь от тяжелого меча. Уже не одну бляху сорвало с кожаной рубахи, порезы взбугрили турью кожу на плечах. Краем глаза Панька следил за воеводой, умоляя в душе продержаться еще чуть-чуть… еще капельку. И вдруг воевода исчез. Споткнувшись о лежащего сзади Илдему, Головня упал на спину, успев отбить сверкнувшую у лица саблю ножом. Злобно ощерившись, Субудай наклонился, занося саблю. С отчаяния Панька стремительно ткнул концом левой сабли в открытую шею Субудая.

«Да простят меня джины, что ударил сзади», - едва успел подумать Панька, как слева мелькнула светлая молния, ударила в голову, хрустом и противным скрежетом отозвалась во всем теле. Дикая боль пронзила мозг. Тотчас же сильный удар встряхнул правую руку. Панька махнул наугад саблей, другой, замолотил обеими руками перед собой, словно рубил капусту. Левая половинка неба скрылась за плотной багровой пленкой.

Правым глазом Панька видел сосредоточенное лицо Шавкала, который осторожно отступал, держа перед собой скрещенные сабли. Черные прядки волос из-под шапки мелко подрагивали над щеками. В узкой бородке по скулам поблескивали капли пота.

- Урусут! Я зарежу тебя как свинью! - оскалился Шавкал.

- Руки коротки, - бросил Панька, склонив голову и пытаясь вытереть плечом глаз. Его вытянутые длинные руки держали обе сабли клинками вперед.

За спиной Шавкала, держась рукой за шею, нетвердой походкой уходил к коням Субудай.

- Поганый урусут зарубил мою беременную бабушку. Отца вырастили степные волки. Я сын степного волка, и буду резать вас как овец, - злобно цедил сквозь зубы Шавкал, кружа перед Панькой. Его ноги в мягких сапогах щупали землю перед собой, мелкими осмотрительными шагами хазарин подкрадывался к русу.

- Сын шакала ты, а не волка, - сказал Панька, осторожно поднимая левую саблю вертикально, а правую отводя в сторону. «Была, не была», - подумал он про себя.

Шавкал бросился вперед, сабли почти одновременно разрезали воздух перед ним крест на крест. Панька запоздало махнул вкруговую перед собой левой саблей - по огниву дважды скрежетнуло - одновременно падая на правое колено и наугад ударив с разворотом назад правой саблей.

Узкое лезвие, разрубив тонкие кожаные штаны, полностью скрылось в теле чуть выше колена и остановилось, уткнувшись в кость.

Сверху на голову упал Шавкал. Панька испуганно вскочил, неуклюже оттолкнув тело кулаками с зажатыми саблями, выставил их вперед. Шавкал пытался подняться с земли, опираясь на колено и саблю. Вторая сабля валялась в стороне.

Шавкалу удалось встать на одну ногу, опираясь на клинок, который медленно уходил в землю под его весом. Безжизненно вывернутая правая нога носком лежала на земле. Поблекшие от боли глаза с ненавистью глядели на Паньку.

- Что, бессмертным хотел быть? - усмехнулся Панька. - Ан, не получилось.

Кулаком левой руки он попытался протереть глаз; немилосердно жгло бровь, будто бы тупой косой водили по кости над глазом, в голове бухало.

«Да что это со мной? Одного сзади в шею пырнул, другого под коленку, опять же сзади», - суматошно полыхнула мысль. - «А чо они в рыло тычут? Я и так почти голый, - успокоил он себя, - глаз, вон, чуть не выбили».

Ударом ноги Панька сбил руку Шавкала с рукояти сабли, равнодушно наступил тяжелым сапогом на горло хазарина, приподнялся на одной ноге, из-под руки оглядывая кочевье. Поблизости от возов степняки рубились с кочевниками, или кочевники рубились со степняками. Вздохнув, Панька побежал разбираться, обогнав по дороге прихрамывающего воеводу. Неподалеку стоял с мечом Збыслав, наблюдая как толпятся женщины с детьми, как рубят друг друга хазары.

- Ты за каких? - как ни в чем не бывало, спросил Панька Збыслава.

Збыслав с интересом оглядел залитое кровью лицо соратника, пожал плечами:

- Да кто их знает, кто из них кто? Четверо троих рубят.

- Сравняем? - Панька с готовностью поднял сабли.

- А вдруг это Джаффаровы?

- Уговорил, подождем…

Мимо со зверским выражением лица пробежал Иваш. Крутящиеся в его руках мечи как живые тащили его вперед.

- Иваш! - крикнул ему вдогонку Панька. - Стой! Ягы кочды!

Збыслав вопросительно глянул сбоку на Паньку.

- Фазиль научил, - пояснил Панька, - что-то вроде: ура, мы ломим, гнутся гады, или - не лезь вперед батьки, по ихнему.

Услышавшие крик Паньки, степняки обернулись, один из них яростно бросился на Иваша. Сверкающие круги дважды перечеркнули его халат, брызнули кровавыми фонтанами. Четвертованное тело упало к ногам Иваша. Перешагнув его, Иваш налитыми кровью глазами посмотрел на остальных хазар.

- Урус шайтан! - раздались над кочевьем испуганные крики. Оставшиеся в живых шестеро хазар отбросили сабли, упали на колени, сложив перед собой руки. Сбившиеся в кучу, женщины заголосили, закрыли лица подолами платьев и халатов, заплакали дети.

Иваш хмуро оглядел кочевников, повернулся и тяжело пошел к шатрам, волоча по земле мечи.

Панька загоревшимися глазами уставился на обнаженные животы степнячек, одетых в одинаковые черные широкие штаны.

- Может, позабавимся? - предложил он Збыславу.

- Я тебе позабавлюсь! - осадил его голос воеводы. Сняв шлем, взъерошив мокрые волосы, Головня остановился рядом, оглядывая своих дружинников.

- Домой приедем, там и забавляйся. Можешь вон со Збыславом или с Ратибором.

Панька глянул на кулаки Збыслава, на разрубленную рубаху на толстой руке, попятился.

- Нет уж, спасибо. Я лучше к Олеське схожу.

Панька обернулся. Голый по пояс Никита и Иваш рыли мечами яму за шатром, чашами выбирая землю.

- Надо бы помочь, - неуверенно сказал он Головне.

- Не знаю. Но, наверное, не надо. Он, вроде, ихний дружок был, - вздохнул Головня.

- Не, пойду, Фазиль мне плохого не делал.

Втроем вырыли яму, положили Токтагая рядом его телохранителя. Иваш достал из кармана дудочку, вложил в левую ладонь Фазиля, сжал пальцы. Накрыв тела ковром, засыпали землей. Панька воткнул в земляной холмик сабли, скрестил их клинками.

Молчаливый Иваш ушел к шатру, Панька оглядел Никиту, присвистнул:

- Видок у тебя, скажем - живописный.

Никита шмыгал разбитым носом, часто вытирая кровь с разрезанного подбородка, приглушенно улыбнулся.

- На себя посмотри.

Собрав свое оружие, забрав доспехи, направились к своим коням. Панька тут же набросил кольчугу, почувствовал себя уверенней, повеселел. Ведя коней вповоду, подошли к Збыславу и Головне.

Збыслав, заложив руки за спину, прохаживался перед стоящими на коленях степняками

- Никого из вас мы, конечно, не тронем, даже если бы сумели различить. Хана Токтагая и Фазиля мы похоронили по нашему обычаю, они вроде как были наши соратники. Вождя вашего, Джаффара, и остальных похороните сами. Деньги и ханского коня мы забираем - тут все по честному. Разве что, еще четырех коней возьмем, запасными. Думаю, возражений нет? Не слышу, значит согласны.

- Да ты прям краснобай, Збыслав, оказывается. Быть тебе послом, эт точно - пытался улыбнуться Панька, подавая соратнику доспех правой рукой, левая ладонь зажимала рассеченный лоб. Кровь продолжала сочиться, сбегая по виску, переносице. Они с Никитой уже лили воду друг на друга, чтобы умыться, но кровь продолжала течь у того и другого.

- И еще, - продолжал Збыслав, стоя с поднятыми руками, пока Панька и Никита подтягивали ремни по бокам на его доспехе. - Звиняйте за беспорядок, что мы тут немного натворили. Не надо было нас злить. А вот за угощение спасибо.

Головня улыбнулся, тяжело взбираясь в седло.

- Во балабол. А я и не подозревал.

- Тренируюсь. Мне тут ворона щипаная накаркала , - сказал Збыслав, хитро прищурив глаза не глядя на Паньку, - великое будущее.

Вдруг недалеко в высокой траве раздался сдерживаемый стон. Никита выхватив меч, в два прыжка оказался рядом, вытянул голову, тут же отвернулся, убирая меч.

- Иваш! - позвал он друга.

Иваш молча подошел к нему, глянул в заросли, шагнул, раздвигая. Сунувшегося было за ним Паньку, Никита остановил словами:

- Там девка рожает…

Панька вытаращил глаза, заржал, было, но схватился за бровь, сел на землю.

- Вот, всегда так: самое интересное другим, мне все остальное.

Никита успокаивающе помахал рукой Головне, крикнул:

- Все нормально.

Молодая хазаринка с круглыми от ужаса глазами пыталась пятиться на локтях от огромного руса в волчьей шкуре, что молча шел к ней. Она хотела упереться пятками, чтобы отодвинуться, запахнуть халат от темно-синих глаз, но новая схватка ослабила силы.

Она упала на спину, расставив ноги. Приподняв голову, глянула побелевшими глазами на руса, закусила до крови нижнюю губу, натужилась. На круглом лице появились капельки пота, на висках вздулись синие венки.

Пытаясь посмотреть, что там происходит, она поднимала и поднимала голову, упираясь босыми пятками в землю. На мгновение показалась темно-красная макушка ребенка с мокрыми черными волосами, но силы опять иссякли, хазаринка упала на спину, и макушка скрылась во чреве. Крупные капли пота усыпали лоб степнячки. Глаза приобрели осмысленный вид. Хазаринка настороженно следила за ним, но, видя, что великан в волчьей шкуре ничего плохого не делает ей, глубоко задышала, собираясь с новыми силами. Иваш опустился рядом с хазаринкой на колени, протянул левую ладонь, чтобы вытереть пот со лба. Вывернув шею, девушка вцепилась зубами в палец Иваша, сильно сдавив его, тонкие пальцы обхватили его запястье. Но тут новая схватка согнула ее тело. Хазаринка натужилась так, что чистый лоб покрылся морщинками. Широко раскрытые карие глаза закатились под лоб, острые зубки проткнули толстую кожу пальца, приглушенно застонав, она выгнулась дугой.

- Ну, давай, милая, еще… - тихо приговаривал Иваш, сильно нажимая правой ладонью на живот. Уже показалась сдавленная голова малыша, широкий лоб.

- Ну, еще, немного.

Длинные ногти хазаринки глубоко впились в запястье Иваша. Ухватившись за его руку, как за спасительное бревно, степнячка пыталась приподняться. Вот и появился сплющенный нос. Иваш надавил на живот сильнее.

Хазаринка, выпустив руки и палец Иваша, громко и протяжно закричала. Головка малыша с легким хлопком выскочила.

- Молодец, головка пролезла, а зад сам вылезет, - бодро сказал Иваш девушке. - Немного передохни и снова.

- Что там, у вас? - раздался за спиной хмурый голос воеводы.

- Да девчонка рожает, - пояснил Панька, - а Иваш, вроде как, бабка - повитуха. - Иваш, - заорал он так, будто находился на другом конце кочевья, - тебе помочь?

- Вот горлопан, - донесся до Иваша удаляющийся недовольный голос воеводы.

- Тряпицу чистую найди, - негромко сказал Иваш сквозь траву, ободряюще улыбнувшись девчонке.

- Отдохнула? - спросил он ее.

Карие глаза согласно мигнули, ладошки снова обхватили спасительное запястье.

- Еще немного, потерпи, - ласково сказал Иваш хазаринке, - вдохни глубже…