Глава 18

По широким улицам Киева неторопливо пробирались сквозь толпы лоточников, молочниц, ремесленников двое рослых парней. В одинаковой одежке, каждый с луком и мечом за плечами. Чем-то похожие, словно братья, они держались рядышком, с одинаковым любопытством разглядывая высоченные дома, заваленные всякой всячиной прилавки. Дружно шарахались от горластых молочниц, что предлагали молоко, сыр, сметанку, одинаково краснели под их насмешливыми взглядами, что откровенно ощупывали ширину плеч, длину рук и толщину кошельков, которого, впрочем, и не находили.

Один раз только привлек их внимание какой-то щуплый мужичок с хитринкой в глазах. Тот подскочил к парням, сразу разобрав, что перед ним деревенские простачки. Весь увешанный сапогами, связанными попарно, в рваной рубахе, расстегнутой до пояса, со свежим запахом бражки. Схватив сразу обоих за рукава, мужик радостно закричал:

¾ Богатыри!! Купите сапоги! Таким добрым молодцам только самые лучшие сапоги продам. Да что продам?! Задаром отдам! Вы только посмотрите, какие у меня сапоги - яловые, хромовые, на любой вкус и ногу. А ваши-то, ваши! Из облезлой крысы, поди? Что-то больно серые, - тараторил мужик без умолку, суя в лицо то одни, то другие сапоги. Ремесленники в торговом ряду начали посмеиваться, переглядываться, ставить пари, что проныра обведет парней вокруг пальца.

¾ Сам бы носил, - радовался, - не унимался мужик, ¾ да уж больно глянулись вы мне. Дай, думаю, уважу. А себе еще стачаю, - мужик плутовато ухмыльнулся, почесал пальцами босой ноги другую ногу. ¾ А стелька-то, стелька! Аж в три слоя, настоящая драконья кожа!

¾ Да где ж ты дракона поймал?! В сенях, поди? - раздался дружный гогот от рядов.

Иваш смущенно оглядел свои сапоги. Сапоги, как сапоги. Удобные, сухие, и воду не пропускают. Никита уж постарался - дратва смолой пропитана, подошвы тройные, железными гвоздиками прибиты. Разве что, царапина вон от меча, да и какие-то они серо-зеленые. Никита взял в руки сапоги, осмотрел. Мужик победно оглянулся на ремесленников, мол, все, один готов, теперь уж с крючка не сорвется.

¾ Ой, крепкие, ой, прочные! Сносу нет! - мужик взял сапог Никиты, попытался согнуть подошву, побагровел. Со всей силы подергал голенище, для пущей важности, укусил кожу зубами.

¾ Вишь? Даже вмятинки нет! А я что говорю? - сунул он обратно сапог Никите.

Никита взял сапог, с сомнением поцарапал ногтем подошву.

¾ Драконьи сапоги - на нас, - спокойно сказал он. ¾ А это… это, - Никита рывком согнул подошву. Раздался громкий треск, и под ноги мужику упала широкая стальная пластина. Собравшиеся зеваки дружно ахнули, глядя на развороченную подошву, из которой торчал еще один кусок пластины, ¾ … жеваная бумага.

Мужик посерел, затравленно оглянулся, юркнул в толпу. Пальцы Иваша цапнули его за плечо, сдавили, как кузнечными клещами и подтянули на место.

Никита сложил оба сапога, аккуратно разорвал поперек, сложил еще раз, опять разорвал, как лист лопуха, протянул обрывки мужику, укоризненно сказал:

¾ Зря кошек загубил, живодер.

В толпе заголосила какая-то бабка:

¾ А я гадаю, куда мой Рыжик делся? Ах ты, супостат окаянный, - она схватила коромысло, на котором разносила молоко, и огрела мужика по горбу, едва не попав Ивашу по пальцам. Иваш испуганно отдернул руку, попятился от разъяренной дородной тетки. Мужик, почувствовав свободу, нырнул в толпу и исчез.

К Никите подошел высокий старик-ремесленник в кожаном фартуке. От него сильно пахло дегтем, смолой и кожей.

¾ Скорняк? - уважительно спросил он Никиту, окинув взором широкие плечи, массивные руки с толстыми запястьями.

¾ Кожемяка, - не сразу понял Никита, немного отличающуюся от деревенской, речь.

¾ Работу ищешь? - с надеждой спросил ремесленник, стараясь заполучить умелого работника.

Никита отрицательно покачал головой, немного смущенно произнес:

¾ Мы к князю Владимиру…

Старик понятливо оглядел парней, отметив рукояти мечей за плечами, кивнул головой:

¾ Тогда вам прямо, а там спросите. Бувайте.

¾ Как только они здесь живут? - сокрушался Иваш, в которого постоянно стукались прохожие, наступали на ноги, лошади ржали прямо в ухо. На них постоянно орали возничие, издали завидев, гавкали собаки, кидались и с визгом разлетались в стороны. Крупный пес бросился с наветренной стороны, не успел остановиться, на боку проехал по пыли и ткнулся носом в сапоги Иваша. Истошно завизжав, пес пустил лужу и, подняв пыль, исчез в подворотнях.

¾ Чего это он? - удивился Иваш. ¾ А-а, - он хлопнул себя ладонью по лбу, ¾ нас ведь та-а-кие псы пометили, что при виде их, я и сам чуть было лужу не пускал. А чудно здесь, совсем не как у нас в деревне, - с легкой грустинкой заметил Иван. Никита глубоко вздохнул, согласился. Ему интересно было смотреть на большие дома, толпы людей, а внутри цепко держались в памяти - береза во дворе, сливы и вишня в саду, хотя всего день прошел, как они ушли из деревни.

В деревне даже и время движется совсем по-иному, чем в городе. Деревенских мало интересует, кто и куда проскакал мимо деревни, собираются ли грозные рати за дальними горами и морями. Там кружат зимние метели, снега засыпают хаты с крышей, соседа видишь не каждый день. По весне оседают снега на отвоеванных у леса полянах, начинают заливаться птахи в незамысловатых домиках-дуплах по садам.

Соха процарапывает первые неглубокие борозды на отвоеванных у леса еще в прошлом году делянках. Деревенские сеют и растят хлеб, держат и пасут скот. Под осень жнут политое своим потом и встречают вездесущих купцов и княжеских сборщиков дани. Только от них и узнают про новости, что творится в мире. В дни наезда гостей, мужики и парни глядят, раскатав губы, завидуя узорной упряжи, вышитой суконной одежке, мягким шитым сапогам и нарядным шапкам заезжих гостей. Вот так незаметно и наступает осень: неспешно редеют яркие густолиственные рощи, все прозрачнее высокий свод небес, по которому вместе с последними птичьими стаями, проплывают высокие холодные облака, ослепительно белые, словно первый снег. А скоро и косые дожди собьют последнюю пожухшую листву с унылых деревьев, по утрам хрустнет под ногой первая тонкая льдинка, и нечаянным утром первый иней посеребрит бревенчатые стены домов.

А потом опять зима наступает. И всех вестей-то об эту пору, что к рыжему Егорше залез медведь-шатун, ободрал бок у коровы, и что Мала с конем чуть не загрызли волки еще засветло у самой деревни, едва отбился плетью. Метут-заметают вьюги, скрипят снега в морозных блестках, холодно сверкают высокие звезды над заснеженными, в синем серебре елями и березами. От осенних гостей одна память: железная ковань, в виде наконечников для стрел, новый наральник для сохи, горсть-другая гвоздей для подков, да какая-нибудь обновка для жены и дочки, обменянная на медвежье сало или бобровые шкуры. Сидит иной мужик и чешет лохматую голову - много ль, мало ли двух бобровых шкурок за цацки, что поблескивают на шее дочери? Но та рада, глаза блестят не хуже побрякушек на шее, и мужик успокаивается - не только для себя живет.

¾ Посторонись! - раздался прямо над ухом гортанный голос, и в спину Ивашу больно толкнули чем-то тупым. Не оборачиваясь, он мгновенно кинул руку за плечо - под пальцы попалось что-то твердое, обтянутое горячей кожей. Приседая и разворачиваясь на одной ноге, Иваш занес левый кулак для удара. Конь, в чью морду вцепился пальцами Иваш, от боли вывернул дугой шею, переступал вбок ногами и завалился на бок, распугивая толпу. Сидевший на коне низкорослый всадник со смуглым плоским лицом ловко соскочил с седла, крутнул над головой толстой плеткой с раздвоенным хвостом. Толпа испуганно раздалась в стороны; конь вскочил на ноги, стоял, сильно труся шкурой.

Еще один, похожий на первого, всадник в остроконечной лисьей шапке, вздыбил коня, метясь в Никиту. Рыжая лошадь замолотила по воздуху неподкованными копытами, злобно скаля желтые зубы. На лице коренастого всадника под тонкими черными усами раздвинулись губы в презрительной усмешке. На толстом запястье висела короткая толстая плеть из бычьей кожи.

У Никиты сузились глаза, что-то страшное появилось в них, отчего даже у Иваша замерло в груди. Никита шагнул вперед, его руки метнулись вперед, схватили коня чуть выше копыт за ноги. Глядя на замершее от удивления лицо всадника, Никита сжал пальцы. Лошадь дико заржала, перебирая на месте задними ногами. Всадник никак не мог оторвать глаз от лица парня, на котором медленно появлялась нехорошая улыбка. Субудай ткнул лошадь кулаком между ушей, заставляя ее укусить врага, как могут делать все степные лошади. Послушная приказу, лошадь качнула головой вперед. И тут… - Субудай не поверил своим глазам - парень набычился и со страшной силой ударил своим лбом лошадь в зубы. Бедная лошадь не смогла даже заржать, лишь утробные звуки раздались из ее горла.

¾ У-у-рус! - зарычал Субудай, побелевшими глазами поедая парня и нащупывая на поясе саблю.

Никита толкнул лошадь от себя, та стукнула копытами в землю, упала на передние колени, неуверенно поднялась снова на ноги. Заметив движение руки всадника к сабле, Никита улыбнулся, пальцем показал себе за плечо, где торчала рукоять меча.

¾ Субудай! Стой! - раздался громкий гортанный голос. Субудай потеснил коня в сторону, первый всадник уже вскочил на свою лошадь и тоже подал ее в сторону.

Вперед выехал высокий смуглый юноша. Черные глаза равнодушно оглядели стоявших перед ним двух парней, скосились на своих нукеров.

¾ Я хан Токтагай, посол великого хана Илдемы [S.V.2] к князю Владимиру. Освободите дорогу, - раздался его спокойный чистый голос.

¾ А коли посол, то не посол бы ты своей дорогой? - передразнил его Иваш.

¾ Мы идем своей дорогой, - невозмутимо сказал Тохта.

В толпе хмыкнули. Иваш с Никитой переглянулись, отошли в сторону. Мимо проехали пятеро всадников в одинаковых лисьих шапках, в белых толстых халатах. Лишь на груди Токтагая ярко сверкала золотая пайцза, своего рода верительная грамота кагана. Головня, наблюдавший из-под навеса за сценой, успел заметить восхищенный взгляд одного из всадников на Никиту и полный злобы взгляд второго на Иваша. Он хотел окликнуть вчерашних знакомцев, но передумал. Парни ему понравились, он еще вчера задумал сманить к себе в дружину, но решил посмотреть, как они поведут себя на пиру, которого им не миновать.

Токтагай уже забыл мелкую стычку на улице, опять погрузился в свои думы. Скоро он, единственный потомок хана Самана, выполнит последнюю свою службу у кагана Илдемы и вернется в родные степи Согдианы, которых не видал уже больше двадцати лет, с тех пор, как его отец, великий Саман, внук еще более великого Османа ибн аль-Аффана, и бесерменский каган Илдема заключили мир и в знак дружбы обменялись сыновьями. Но со временем хан Илдема изменился, лишь на словах поддерживал мир. И в Согдиане нашлись предатели, что поддерживали врагов Орды. Слабые вновь поднимают головы, а потомки великого Кахтана режут друг друга и не остановятся, пока не вырежут друг друга. Люди старой воли исчезают в степи, а города, что раньше рушились под ударами моалов, хазар и печенегов, теперь нагло закрывают ворота перед степными богатырями.

Греки в Византии продают детей их племен. Тохта хотел разрушить Византию до основания - его отговорили делать это. И кто? Свои же ханы и каганы. У кого, мол, они будут покупать шелк и пряности, и кому будут продавать захваченных рабов и скот? Илдема и другие знатные ханы уже тонут в роскоши, принимают иноземную веру, забывая и предавая заветы отцов и дедов, а простые степняки мрут от голода и вынуждены продавать своих детей иноземным купцам, и он, Токтагай, внук потрясателя вселенной, не знает как это изменить. Стоило один раз хану Илдеме принять дар от иноверцев, и пообещать не трогать их города, как к нему потянулись все богатые бесермены, купцы дают ему серебро, и скоро Илдема станет самым богатым ханом степи. Вот и урусутский каган Владимир должен отдать дань за двенадцать лет. Слух о новом кагане уже разнесся по степи, о его твердом слове чести. И ничего, что не он должен дань платить, что двенадцать лет о ней никто и не вспоминал, но Илдеме захотелось опорочить кагана Владимира в чужих глазах - а где возьмет золото молодой каган Владимир в разграбленной Руси, и заодно испытать свою власть. А ему ли, Токтагаю, не знать, что значит жаждущий власти! Такой очень легко перешагнет и через кровь, и честь… Нет, не понимает и не любит Тохта новых ханов.

Его народу нужна степь, та, что выгибается под копытами коней. В городах он изнежится и погибнет сам по себе, позабудет заветы Османа ибн аль-Аффана и утратит доблесть предков. Древние старики говорили, что урусутский и их заветы похожи, и даже писал их один богатырь. Тохта мало верил в это, ведь и урусуты клонятся к другим верам.

«Надо, надо вновь объединить всех моалов, хазар и вернуть в степь», - думает Токтагай. Они построят там новый сарай, и заключат мир с новым урусутским каганом Владимиром. Руссы, или урусуты, как зовут их в степи, становятся грозной силой, когда объединяются под одной крепкой рукой, когда ими правит один мудрый и достойный хан. И совсем ослабевают, когда начинают повиноваться многим правителям. Тогда урусуты только режут и убивают друг друга. Но если Тохта хочет прогнать предателей из степи, то ему нужен сильный союзник на Севере. Не предаст ли его каган Владимир, ежели он поможет ему объединить Русь? И все же у Тохты остается один путь: помочь Владимиру утвердиться, и уже потом с его помощью брать иноземные города и утверждать на Востоке власть Орды. Уж лучше менять скот на русский хлеб, чем продавать детей степных воинов за море иноземным купцам в обмен на побрякушки и украшения для иноземных наложниц? Говорят, что молодой каган Владимир горд, но прям и честен.

Мудрые говорят: не помогай слабому, ибо он будет обузой для тебя, пока слаб, и предаст, когда ты сам ослабнешь. Помоги сильному, и в тяжелый день беды он станет для тебя опорой. Так говорят мудрые. Но, все же, все боятся сильных, ибо никогда сильный не захочет быть рабом другого сильного. Но ведь сильные могут быть друзьями.

Вот и княжеский терем. Как повелел новый урусутский князь Владимир - сперва пир, потом разговоры. Что ж, пир, так пир.

Никита вспомнил вчерашний вечер. Когда из-за поворота выметнулись четверо всадников, они с Ивашем решили защищать тех, кто был за их спиной, до последней капли крови. По счастью, этого не понадобилось. Увидав на поляне двоих ощетинившихся мечами парней, всадники остановились, вперед выехал немолодой рослый мужчина в кольчуге без шелома, с густыми с обильной проседью волосами на крупной голове. Он оглядел поляну, легко спрыгнул с коня, по дуге обошел молча следивших за ним парней, остановился у костра, разглядывая сидевшую с ребенком женщину, кивнул ей. Женщина облегченно вздохнула, кивнула в ответ обрадовано - узнал ее воевода, вспомнил нищенку у городских ворот, когда она шла у стремени Владимира.

¾ Сынки! - окликнула она тихонько ребят. ¾ Это княжьи дружинники.

Иваш, который стоял спиной к Никите и следил за гостем, опустил мечи. Никита положил кривой меч на телегу, ловко сунул в ножны другой. Взяв с телеги огромный лук, упер одним рогом в носок сапога, легко согнул, снял тетиву. Головня с удовольствием отметил, как ловко управляется с оружием этот парень, со строгим лицом. Подъехали князь Владимир, Козмина и Иоаким, спешились. Иоаким с головней обошли поляну, вернулись, покачивая головами, присели у костра. Иваш с Никитой сидели у телеги, молча поглядывали на дружинников. Иваш легко погладил застонавшую во сне девушку.

Никита обратил внимание, какими глазами разглядывал женщину в платке высокий, полностью седой дружинник, словно увидал чудо. Никита искоса поглядел на женщину. Женщина как женщина, с усталым лицом матери, с темными бровями, похожими на крылья ласточки. Разве что маленький ребенок на руках, так любому же ясно, что это не ее, а взяла подержать. Ее то сын, наверняка, постарше, будет. Вон как она с материнской нежностью смотрит на молодого хмурого дружинника, что сидит, задумавшись у костра.

¾ Что здесь произошло? - спросил дружинник, что первый спешился.

Иваш пожал плечами:

¾ Мы шли, а вот на них, - Иваш посмотрел на девушку и лежащего мужчину, ¾ напала вон те, - он кивнул головой в сторону поляны.

¾ А где пятый? - продолжал допрашивать любопытный дружинник. Иваш удивленно вскинул глаза. Никита толкнул в бок, буркнул:

¾ Он мечи сосчитал…

¾ Съели, - махнул рукой Иваш.

¾ Как - съели? - отшатнулся одноглазый дружинник, что сидел, внимательно слушая, словно запоминая все слово в слово.

¾ Рыбы съели. Он в воду упал. А может, и не рыбы, - пояснил Иваш. Им виднее, что за твари водятся в ихней речке, в их деревне таких нет.

¾ Куда вы шли? Да еще с мечами? - как показалось Ивашу, строго спросил старший дружинник, как определил Иваш. А кто еще может так выспрашивать? Староста Борятка Удалой еще и не такие вопросы задавал, когда они пришли в деревню.

¾ Мы шли в Киев, к князю Владимиру, хотим наняться на службу. Хотим защищать русскую землю. От ворогов, - терпеливо и подробно объяснил Иваш.

Молодой дружинник резко поднял голову, непонятно глянул на него, Никиту, хотел что-то сказать, но передумал, опять опустил голову. Женщина в платке горестно вздохнула, закачала спящего малыша.

¾ Говорят, новый князь каждый день пиры устраивает и в дело, и не в дело, - простодушно добавил Иваш. ¾ Охота посмотреть…

Молодой дружинник исподлобья зыркнул на него.

¾ Что? Оголодали в деревне, поди? - язвительно заметил он.

Первым желанием у Иваша была мысль, а не дать ли в рыло заносчивому парню, но вовремя заметил, как укоризненно посмотрел на того старший дружинник, а потом примиряюще глянул на Иваша.

¾ В деревне голодных нет. У нас не ест только тот, кто не работает, - гордо вскинул голову Иваш.

¾ Там мальчонка убитый. Мы не знали, как здесь погребают, положили под кустом, - решил сменить разговор Никита.

Старший дружинник встал, порылся в телеге под сеном, вынул лопату. Никита поднялся, пошел с ним. Дружинник вырыл неглубокую длинную яму, вдвоем с Никитой, положили туда мальчишку.

¾ Не сжигают?.. - удивился Никита.

¾ Давно уже, - коротко бросил дружинник, прихлопывая лопатой небольшой холмик.

Скоро приехавшие встали, вскочили на коней. Старший дружинник положил рядом со спящей девушкой небольшую калитку, буркнул парням:

¾ Увидимся…

Седой оглядел их строгими большими глазами, словно хотел запомнить их, задержал взор на оставшейся сидеть женщине, у которой блестели слезы на глазах, также вскочил в седло, и скоро все исчезли за поворотом.

¾ А помнишь вчерашних? - отвлек от воспоминаний Иваш. ¾ Вот бы встретить того, старшего, вот уже и знакомые появились. Теперь бы только дорогу к терему найти. Эй, - окликнул Иваш пробегавшего мимо здоровенного парня с соломенной копной волос на крупной голове, - скажи, как к княжьему терему пройти?

Парень остановился, поправил за спиной огромную набитую котомку, лямки которой глубоко врезались в плечи, повернул к ним голову. По распаренному лицу текли ручьи пота. Правый глаз светился лиловым синяком, голые по плечи, толстые руки исполосованы красными полосами, синяками, такие же отметины украшали тело, видное в прорехах драной рубахи.

Никита изумленно присвистнул. Ну и погулял парень, наверное, всей деревней учили уму-разуму. Парень оглядел их, с усилием поднял руку к лицу, зажал одним пальцем ноздрю, смачно высморкался. Иваш едва успел отдернуть ногу, как на то место, где стоял сапог, шлепнулся серый шматок. Забияка насмешливо поглядел на побагровевшего Иваша, поднял вторую руку.

¾ Э-эй, не надо, - загородил Иваша Никита грудью, миролюбиво подняв к верху ладоши. ¾ Мы сами найдем...

¾ А чо искать-то? Рядом стоите. Кругом обойдите, - усмехнулся парень, вытерев пот со лба. Натужно поморщившись, опять поправил лямки котомки и, пошатываясь, сделал несколько шагов вдоль высокого бревенчатого забора. Удлинил шаг, перешел на рысь, и вот уже помчался, выставив перед собой кулаки и широко расставив локти.

Никита с Ивашем пошли вслед за ним, задирая головы и с восхищением разглядывая видный над забором высокий дом с кучей пристроек по бокам, чьи крыши едва достигали узких цветных окон. Мимо, надсадно сипя легкими, пробежал еще один бедолага с котомкой на спине, подмышками зажаты еще и короткие толстые чурбаки. Парня заносило на ровном месте, швыряя на забор. Стукаясь о бревна то плечом, то головой, тот отталкивался и снова пытался бежать дальше.

¾ Эй, поберегись! Затопчу! - раздался сзади веселый громкий голос. Друзья испуганно прижались к забору. Мимо промчался коренастый кривоногий парень с улыбкой во всю смуглую рожу. На его шее примостился разукрашенный синяками весельчак. Сверкая заплывшим глазом, шмыгая свороченным на бок носом, разинув в крике рот, выставив прореху выбитого зуба сверху, парень махал над головой палкой, бил пятками в живот свою лошадку и весело орал от избытка чувств. Лошадка посмеивалась, косила по сторонам синими глазами и длинными прыжками неслась по дороге.

¾ Как дети… - произнес Иваш и едва успел увернуться от еще одной лошадки. Крупный длинноногий парень молча бежал по дороге. Серые глаза держали на прицеле бегущего впереди товарища, мосластые ладони крепко держали за лодыжки наездника. Некрупный симпатичный парень сладко спал, положив кудрявую голову на скрещенные руки, что покоились на широкой макушке лошадки. Сжав зубы, широко расставив локти, парень ровно, словно стелился над дорогой, бежал по дороге, постепенно догоняя передних.

Забор дугой поворачивал налево. Друзья свернули и увидали широкие ворота, ведущие на широкий двор, где на утрамбованной сотнями ног, бегали, прыгали, дрались на деревянных мечах дюжины две-три парней. Некоторые повернули головы, обратив внимание на чужаков, появившихся в воротах.

Недавний знакомец с синяком под глазом, обмотав кулаки тряпками, отбивался от наседавших на него с двух сторон молодых парней, нещадно лупивших его кулаками и ногами. Знакомец вертелся как медведь в сенях, успевая зацепить то одного, то другого кулаком, локтем, подставить ногу. Он бросил быстрый взгляд к воротам и тут же получил сокрушительный удар в ухо, еще один удар, ногой в живот, опрокинул его на землю. Тяжело дыша, вытирая кулаками пот с раскрасневшихся лиц, парни подошли к лежавшему, подали руки, дружески хлопнули по плечу, отвернулись и, как деревенские петухи, набросились друг на друга.

Старый знакомец постоял, отдышался и направился к Ивашу с Никитой, стягивая с пудовых кулаков тряпки. Подойдя, он зажал одним пальцем нос, хитро сверкая заплывшим глазом.

- Тебя, что, насморк замучил? - хмуро спросил Иваш, шагнув вперед и сжимая кулаки. - Сходи, полечись.

Парень не ответил, втянул струйку крови из ноздри, вытер нос, усмехнулся:

- Может, ты и полечишь? Или сам боишься засопливеть?

- Панька! - раздался громкий предупреждающий голос - к ним шел высокий седовласый мужчина в одной рубахе, подпоясанной простой веревкой.

Парень недовольно обернулся, повертел головой, слов-но ему пережал шею воротник разорванной рубахи, принял смиренный вид.

Никита с Ивашем сразу признали в подошедшем вчерашнего дружинника, обрадовались, вежливо поздоровались, склонив головы.

- Утро доброе. Дошли спокойно? - поинтересовался дружинник, с непонятной улыбкой оглядывая парней.

Те переглянулись. Помялись, дружно ответили:

- Да. Спокойно. Только тесновато у вас в городе, толкаются много.

Дружинник хмыкнул.

- Ну и лады. Меня зовут Головня. Проситесь у князя ко мне в дружину. А пока Панька проводит вас в серебряную палату, пировать, значитца.

Панька ехидно прыснул, задержавшись взглядом на подтянутых животах, махнул рукой, приглашая за собой.

Перед высоким крыльцом Панька остановился. Ухмыльнулся, глядя на спешащих на пир новичков.

Иваш расценил противную ухмылку по-своему, угрожающе сказал:

- Слушай, только не надо тут про голодающих с Поволжья зубы скалить…

- А то что будет? - рассмеялся Панька, заметив, как сжались кулаки Иваша.

- А то и будет, что вырвет меня скоро от вашего гостеприимства. Вчера еще хотел одному в рыло дать, да твой Головня вроде как заступился, теперь ты зубы скалишь.

- Это кому же? - удивился Панька тому, что эти двое еще не дошли до терема, а уже с кем-то успели поцапаться, да и Головню узнать успели.

- Высокий, черный такой весь, молодой да злой. С Головней был, - Никита уже чувствовал брюхом запах кухни, истекающий из окон терема.

- Здесь немало черных, сам князь - и тот чернявый, - задумчиво произнес Панька, перебирая в уме дружинников, - может, еще и повстречаетесь.

Они поднимались по широким ступеням высокого крыльца, когда из дверей вышел высокий рыжий мужик. Исхудавшее лицо с темными кругами под карими глазами равнодушно скользнуло по парням. Придерживая левой рукой повязку на боку, видную в вырез простой рубахи, он стал спускаться по ступенькам. Слабые ноги не удержали его, мужик оступился и едва не упал, неловко зацепившись правой рукой за перила. Шедшие позади Паньки Иваш с Никитой успели вытянуть руки и придержать его. Мужчина криво улыбнулся бледными губами, стыдясь своей слабости перед парнями:

- Спасибо…

- Да не за что… - Никита повернулся к Паньке и увидал, что у того вытаращены глаза и рот раскрыт. Словно Панька увидал ящерку размером с поросенка.

- Ты чо? - дернул его за рукав Никита.

- Да так, - очнулся Панька. - Вы, того, вот в эту дверь, прямо-прямо и как раз к столам выйдете. А мне к Головне надо… - Панька проводил взглядом рыжие лохмы спускающегося мужика, сиганул прямо через перила на утрамбованную землю и бросился к Головне.