Глава 19

Толкнув тяжелые двери, Иваш с Никитой вступили в неярко освещенный коридор, по которому носились тугие волны запахов кухни и пропотевших тел. Одуряющий аромат жареного и вареного мяса причудливо перемешивался с запахом дубленой кожи и сырой одежды. Повсюду из дверей в двери сновали девки; тащили в корзинах и котомках яйца, творог, сметану; в ячеистых сетках волокли еще трепыхающуюся рыбу. Откуда-то из боковой двери вышли двое подростков, тащивших на длинном железном штыре зажаренного целиком порося, пересекли широкий коридор и скрылись в другой двери. Любопытный Иваш заглянул в оставленную открытой дверь. В огромной палате стояли большие дубовые столы, на которых громоздились горы разнообразной еды. Вареная и толченая тыква, горки парующей гречневой каши на подносах, зеленеют пучки лука и чеснока. Подростки свалили поросенка прямо на свободный стол, выдернули штырь. К туше сразу подскочили несколько стряпух с широкими ножами, начали кромсать поросенка на куски. На больших сковородах жарилась разнообразная рыба, испуская чадный дым. В кухню то и дело влетали очумелые парни, кидали в угол железные и серебряные подносы, хватали новый поднос, заставленный едой, и уносились прочь.

- Ладно, потопали, здесь князя нет, - Никита потянул за рукав Иваша. Они пошли по коридору, который освещался светильниками, вбитыми прямо в стену, дальше, с любопытством засовывая головы во все двери.

Дорогу им перегородила огромная, ведер на двадцать, дубовая бочка, которую пытались вкатить в какую-то комнату. Два тщедушных мужичка, смеясь и пихаясь, скользя сапогами по мокрому полу, ставили бочку на дно, то и дело выпуская ее из рук.

Никита вежливо отстранил мужиков, обнял бочку, внес в комнату, поискал глазами куда поставить, положил ее на полку рядом с двумя такими же, аккуратно повернул затычкой вниз. Мужики на заплетающихся ногах подбежали, вытаращили глаза, уважительно хлопали по плечу, подпрыгивая на месте, чтобы дотянуться.

- Ну, здоров, ну, силен! - ахал один, пытаясь ощупать руки Никиты. Второй лихо выбил деревянным молотком из бочки затычку, подставил здоровенную кружку под пахучую струю, наполнил доверху, ловко вбил пробку назад.

- Ох, упарился… - произнес он, прикладываясь к кружке. Осушив ее наполовину, протянул напарнику. Тот, запрокинув голову и выставив вперед острый кадык, опрокинул в глотку содержимое кружки, сглотнул.

- Нам бы князя найти, - робко напомнил о своем присутствии Никита.

- Да зачем он вам? Давайте лучше с нами выпьем, а то ведь с князем так не получится, - икнув, засмеялся мужик, вновь наполняя кружку из бочки.

- Уж в другой раз, нам князь нужен, - Никита с Ивашем собрались выходить из палаты и нос к носу столкнулись в дверях с огромным мужиком в медвежьей маске. Сильно напахнуло диким зверем.

- Зачем он вам? - рявкнул мужик таким голосом, что у Иваша дыбом встали волосы на макушке. Он с ужасом увидал, что и не маска это вовсе, а самая настоящая медвежья морда. Рука сама потянулась к поясному ножу, хотя мороз пытался сковать все мышцы в один комок. Мужики в комнате мигом протрезвели, забегали, суетливо разливая по братинам и кувшинам вино из бочек. Их побелевшие лица с красными носами мелькали между бочек, как бабочки меж капустных кочанов.

- Так зачем он вам? - еще раз прорычал страшный мужик, ощупывая Никиту и Иваша маленькими злобными глазками. Его огромные кулаки покачивались около коленей, словно боевые булавы.

- Мы, енто, тово, на службу к нему, - промямлил Иваш, вытирая холодный пот со лба.

Узкая звериная морда втянула воздух, в глазах вспыхнули багровые угли, из необъятной груди раздался угрожающий рык. Внезапно мужик выкинул вперед лапу так быстро, что Иваш не успел отшатнуться, и схватил Иваша за руку. Длинный нос обнюхал руку, рык раздался громче. Шерсть на морде встопорщилась, круглые уши прижались к башке. Вторая лапа метнулась к Никите, намереваясь сорвать с груди оберег. Перехваченная на пол дороге, вздулась мышцами, толстые пальцы со скрипом сжались в кулак; медвежья пасть раскрылась, показав острые белые зубы и красное ребристое небо.

Никита почувствовал, как от усилия у него самого верхняя губа задирается, обнажая зубы, и в груди зарождается натужный рев. Ему даже показалось, что все до единого волоска на теле встали дыбом, отодвинув одежду далеко от тела.

Что-то звериное проснулось в нем, гнев захлестнул с головой - да что же это такое! Чуть ли не на каждом шагу на них кричат, кидаются, замахиваются, сморкаются, того гляди, скоро начнут вытирать ноги. Никита зарычал от злости, метнул правый кулак в звериную морду. Та резко качнулась вбок. Мужик-медведь отпустил руку Иваша и поймал запястье Никиты почти у самой морды. Никита почувствовал, что рука попала в кузнечные клещи, которые сжимал великан обеими руками. Кулак побагровел, пальцы начали медленно разгибаться. Никита скосил глаза на чудовищные пальцы, что сомкнулись на его запястье. Темные, почти черные ногти, похожие на медвежьи когти, касались друг друга, вдавливались в руку, еще немного и затрещат кости.

Звериная морда продолжала с шумом втягивать воздух. За спиной Никиты раздался громкий вскрик и вслед за ним падение тела на пол.

- Откуда вы? - рыкнула морда прямо в лицо, обдав горячим духом липового меда и малины.

- Из деревни они, - раздался в дверях голос Головни. Рядом стоял Панька, круглыми глазами уставившись на Никиту. - Отпусти его, Белоян, руки сломаешь, поговорить надо.

Головня осторожно обошел мужика, протискиваясь в дверь и царапая спиной косяк, повторил, с неодобрением поглядывая на звериную морду:

- Дело важное…

Белоян рывком разжал свои когти, зло рявкнул на Никиту:

- Убери лапу…

Никита с трудом разлепил онемевшие пальцы, виновато опустил глаза, заметив глубокие белые вмятины с багровыми складками кожи между ними на запястье мужика. Он успел отметить морщинки возле глаз и корил себя за то, что поднял руку на старшего.

Потирая запястье, Белоян прошел по комнате, пнул ногой валявшегося на полу мужика, второй испуганно зажался в угол, с ужасом поглядывая то на Белояна, то на Никиту, рявкнул:

- Вставай! Еще раз увижу, что пьешь на работе - живьем сожру, или вот ему, - Белоян кивнул на Никиту, - отдам. Он загрызет.

Мужик вскочил на карачки, как паук вылетел из комнаты, едва не сбив по дороге Паньку. Второй, прижимаясь спиной к стене и шаркая по ней ладонями, бочком пробрался к двери и шмыгнул в коридор.

- Не знаю, что за звери вас пометили, но разберусь, - спокойным, но в котором все равно слышались рыкающие нотки, голосом пообещал Белоян.

- Ступайте, куда шли. Чего встали? Прямо по коридору… Что за дело у тебя, воевода? - повернул мужик медвежью морду к Головне.

- Панька, иди сюда, - сказал воевода, проводив взглядом Никиту с Ивашем, которые с обиженным видом прошли мимо.

- Ну и принимают нас тут, не удивлюсь, если и дальше то же самое будет. Как незванных гостей… - покачал головой Никита, угрюмо топая по дубовым доскам коридора.

Иваш, искоса поглядывая на друга, заметил:

- А ты думал - с распростертыми руками встретят? Мол, герои пришли? Тут их, поди, как утей в озере… Никита, - неожиданно сказал он, - а ну, покажь зубы.

- Я те чо - лошадь? - чуть не споткнулся на ровном месте Никита; серые глаза испуганно уставились на друга.

- Да не… - смутился Иваш, - я так…

- Иваш, не темни, - обиженно нахмурился Никита, - на, смотри…

Он разинул рот, повернув харю к светильнику. Иваш залез в рот пальцами, пошатал зубы, поскреб их ногтем; оттянув щеку пальцем, заглянул внутрь, чуть не засунув туда кудрявую голову.

- Ничего, - Иваш недоуменно выпятил нижнюю губу, пожал плечами, - Значит, показалось…

- Ты руки давно мыл? - Никита сплюнул на пол. - Что тебе показалось?

Иваш провел ногтем по щеке Никиты, оттянул воротник, разглядывая шею, потыкал пальцем в плечо.

- Ты чо меня, как Даренку, щупаешь? - Никита подался поближе к стене, подозрительно глядя на руки Иваша.

Иваш слегка покраснел.

- Да знаешь, когда ты на того мужика, на Белояна, рычал, я уж думал, ты сам в бера превратился. Зубищи - во-о! - Иваш поднял указательный палец, - морда длинная стала и бурая, с волосьями на шее. Все, думаю, тот колдун Никитку в мишку перекинул. Ерунда ведь, да? - Иваш с надеждой глянул на Никиту.

Никита с тревогой оглядел свои ладони, сгорбился, втянув в плечи голову, развел руки с растопыренными пальцами и вдруг затопал ногами, зарычал, наступая на Иваша.

- А-а! - ринулся в сторону Иваш, сшибая выскочившую из дверей девушку с двумя корзинками яиц. Та за-визжала, бросив корзинки, закрывая глаза руками и опускаясь на пол. Иваш грохнулся спиной на пол, больно ударившись затылком о дубовый настил, и едва успевая подставить ладони под донышки корзин. Из глаз посыпались искры, грозя поджечь терем, вдобавок ко всему на живот плюхнулось что-то тяжелое и мягкое. Когда искры погасли, Иваш увидал сидевшую у него на пузе девчонку: вытаращив глаза, она смотрела то на него, то на Никиту, который ржал как лошадь, схватившись за живот.

Девушка попыталась подняться, упираясь ладошками в бедра Иваша, с ее лица не сходило испуганное выражение. Платок сбился с головы, освободив тяжелый сноп волос, что рассыпался по спине. Нога поскользнулась, и она опять плюхнулась мягким местом на живот Иваша. Тот страдальчески поморщился, прошипел:

- Ты что, нестись собралась? Нашла теплое место!

Девчонка прыснула, на порозовевших щеках вспыхнули ямочки. Не торопясь, она подняла руки, сняла платок, поправила волосы, нагибая голову и выгибая грудь, отчего ее зад ерзал по Ивашу, как по лавке. Повязав платок, с сожалением встала, взялась за ручки корзинки. Иваш поднялся, буркнул в сторону:

- Весь живот оттоптала своим… своими копытами. За моральный ущерб с тебя два яйца… - он протянул руку, нагло цапнул из корзинки пару яиц, сунул в котомку.

- Взамен, что ли? - невинно хлопая длинными ресницами, поинтересовалась девчонка.

- Сгинь!! - покраснев, замахнулся на нее Иваш.

Девка с визгом отпрыгнула, показала язык и, нарочно виляя задом, пошла по коридору.

Никита, смеясь, обнял Иваша за плечи, сказал, хитро прищурив глаза:

- Хочешь, байку расскажу?

- Ну-у, - не ожидая подвоха, протянул Иваш.

- Подходит как-то калика перехожий к Потешке и говорит ему: спорим, у нас с тобой на двоих пять…

- Да ну вас! И ты туда же, - вспыхнул Иваш, - пошли уж дальше.

Из широко раскрытых дверей справа доносились громкие крики, звон посуды, раскаты хохота, от которого вздрагивали стены из бревен в обхват размером.

- Может, князь там? - предположил Иваш, сворачивая к дверям. Навстречу выскочил отрок с горой пустых подносов. Иваш попытался ухватить его за широкий рукав, чтобы спросить о князе. Парень пронесся мимо, оставив в руке Иваша мокрую тряпку, которой вытирают со стола.

Брезгливо отбросив ее, Иваш сунул голову в дверной проем, обвел глазами помещение. Несколько вбитых в пол дубовых столов, вокруг которых сидело, стояло и лежало дюжины четыре здоровых мужиков. В посконных рубахах, кое на ком кольчужные брони, с широкими поясами, на которых висят палицы, цепы, у двоих - троих Иваш заметил короткие кривые мечи, у одного за поясом заткнута странная короткая коса с толстым, коротким лезвием.

Здоровый рыжий парень с копной всклокоченных волос, с закатанными по локоть рукавами серой рубахи подпоясанной широченным ремнем, за который заткнут огромный топор с широким лезвием, увидел гостей, вскинул над головой кружку.

- Братаны! Айда к нам!

Иваш отрицательно покачал головой, с сожалением отметив про себя, что князя Владимира они не найдут, пожалуй, и до зимы.

Парень нахмурился, встал из-за стола, сильно покачиваясь, подошел к дверям. В палате притихли, многие головы повернулись, с пьяным любопытством ожидая интересного мордобоя.

Иваш равнодушно оглядел верзилу, повернулся, собираясь уходить, но тяжелая рука стукнула по плечу, рванулся, пытаясь развернуть. У Иваша вконец упало настроение, впору хоть идти назад в деревню, так надоело ему местное радушие.

Он развернулся, выдохнул воздух, спокойно сказал:

- Мы ищем князя, а не тебя.

Молодой мужик озверел, синие глаза потемнели, рука с кружкой задрожала.

- А с нами, значит, зазорно выпить? Не уважаешь, выходит? Ах ты, морда лапотная, деревенская!

Мужик замахнулся, пытаясь плеснуть из кружки Ивашу в лицо. Иваш быстро подтолкнул кистью кулак парня. Брага из кружки окатила багровое лицо, потекла по усам.

Верзила уставил глаза в кружку, неверяще перевернул ее вверх дном, потряс.

- Ах, ты! - заревел он, замахиваясь кружкой.

- Да пошел ты... - Иваш толкнул его ладонью в грудь. Парень взмахнул руками, повалился на спину, проехал по мокрому полу, с грохотом врезался головой в ножку стола и затих, далеко выставив в проход ноги в онучах, обмотанных лыковыми веревками. Отрок с подносом ловко перешагнул через них, расставляя на стол полные братины с медовухой и брагой. Из-под стола раздался мощный, с переливами, храп.

Сидевшие за столами деликатно отвернулись, усердно занялись едой, стоявшие осторожно присели, ощупывая руками скамьи.

Коридор кончился, уперевшись в еще одни раскрытые двери, по бокам которых стояли рослые вооруженные дружинники. Из дверей доносился ровный гул, звяканье ножей и вилок о посуду, видны были широкие спины крепких мужиков, обтянутые кольчугами, впрочем, не все.

- Опять пируют, - поморщился Иваш. - Пойдем назад Никита, лучше Головню поищем. Здесь князя уж точно нет, ему что, делать, что ли нечего?

Стражники внимательно оглядели двух здоровых парней, что с унылым видом топтались на месте, переглянулись, решив скрасить скуку.

- Эй, что хотели? - негромко окликнул один.

- На работу устроиться, - вежливо усмехнулся Никита.

- Или поесть…? - весело осклабился второй страж.

- Да я смотрю, у вас тут только и могут что жрякать в три горла, скоро еще и плясать начнут, - буркнул Иваш, у которого в животе уже квакало от голода.

Как бы в подтверждение его слов, в палате, мимо которой они только прошли, забренчала балалайка, раздался дробный стук десятков каблуков в пол.

- Не твое дело, - нахмурился стражник, - ступай, куда шел.

- Знамо, не мое, - понесло Иваша, - я кузнец, а не пастух свиней. И шел я к князю на службу, а не к тебе в гости.

- Что ты сказал? Кем ты меня обозвал? - зашипел стражник, оглянувшись на дверь.

- Кем слышал…

- Ну-у, деревня... Я сейчас на посту стою, на работе, а вечером встретимся, - трясясь от злости и сжав кулаки, процедил парень.

- Стой, стой, - Иваш сжал тоже кулаки, внимательно оглядел их, поворачивая их из стороны в сторону. - У нас в деревни много таких работников стоит... на огородах... ворон пугают, - он громко, язвительно рассмеялся.

На шум оглянулся один из сидевших спиной к дверям. На Иваша глянули суровые синие глаза, выглядывающие из-под густых бровей. Черная густая борода делала его похожим на разбойника. На поясе висела сверкающая огромная булава.

- Ба! - заорал густым басом Илья, - племянничек!

Илья Муромец резво вскочил на ноги, выбежал в коридор.

- И Никита здесь! - загромыхал он, дружески хлопая парней по плечам. Пустой желудок Иваша вздрогнул и затих от страха, прислушиваясь, как вокруг трещат кости.

- Одни? - Муромец поискал глазами кого-то по коридору, заглянул за спину Никиты, хмыкнул:

- А жаль. Ну, пошли, - и, обняв друзей за плечи, повел мимо разинувших рты стражников в палату.

Воздух в палате был такой, что запросто можно было вешать топор. После просторных сеней здесь оказалось жарко и чадно, мясо жарили не только в поварне, но и прямо в палате, на виду у пирующих. Запахи жареного мяса и жгучего перца едва не сшибали с ног. Палата огромна, но стены едва не выгибаются пузырем наружу под напором пирующих. Княжеский стол на небольшом помосте, там пируют избранные, а от него двумя рядами уходят через всю палату еще столы. Богатыри и бояре сидят на массивных дубовых лавках, столы вбиты в пол, уже не перевернут в драках.

Все красные, распаренные, вино льется рекой, не только в подставленные рты, но и мимо. На полу темнеют лужи, груды обглоданных костей. Шум стоит такой, словно в половодье река прорвала плотину, и теперь мощно устремилась вниз, круша и сметая все на своем пути: чаши с вином, подносы с едой, а то и сбивая с ног и заталкивая под столы могучих богатырей. Крича и барабаня себя в грудь кулаками, каждый старался рассказать о своем необыкновенном подвиге.

Недалеко сидел старый, но еще статный воин, у него на лбу седые волосы были придавлены широким обручем из золота. Над переносицей ярко блистал кроваво-красный рубин, знак княжеской власти. Тяжелое гордое лицо привлекало к себе внимание своей надежностью, за спиной такого мужчины можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Чувствовалось, что упрямые, круто изогнутые губы над бритым подбородком, квадратным, раздвоенным посередине, могут сказать не только жестокий приказ, но и ободряющее слово. Воин слегка насмешливо глянул на Иваша, как бы говоря, а, небось, хорошо иметь такого дядю, что протащит везде? Иваш со спокойной совестью отвернулся, пусть думает, что хочет.

Ивашу ободряюще улыбнулась сидевшая рядом с воином стройная красивая женщина. Уже немолодая, но увядшая роза все равно красивее чертополоха. На него глянули глаза, большие и голубые как небо, полные губы слегка дрогнули в задумчивой улыбке. С гордым и достойным видом она сидела рядом с воином, ничуть не смущаясь шумевших вокруг могучих богатырей.

Широко раздвинув локтями соседей, сидел огромный красивый парень. Возвышаясь над всеми на голову, а то и две, он весело поглощал горы еды, блестящими глазами обводя сидящих. Иваш с удивлением увидал выглядывающие за широкими плечами белоснежные, сложенные за спиной крылья. Великан быстро ел, поглядывая в окно на солнце, словно спешил куда-то на встречу.

В самом конце стола среди веселящихся дружинников выделялись двое воинов, немолодых, с лицами темными от солнца, словно кора старого дуба, но совсем не старыми. Чубы уже, видимо, давно седые, но на коже почти не видно морщин. Один воин массивен и необъятен, словно старый могучий медведь. Он сосредоточенно и неспешно жевал жареную ляжку кабана, не обращая ни на кого внимания. Белая простая рубаха с незатейливой вышивкой распахнута до самого пояса, выставляя на показ густые заросли черных с густой проседью волос.

Рядом с ним сидел смуглый до черноты крепкий мужчина с насмешливым сухощавым лицом с дерзкими злыми глазами. Такая же простая рубаха не скрывает высушенного, перевитого толстыми тугими мышцами тела, похожее на старый ствол дуба, об который сломаешь не один топор. Длинные толстые пальцы легко разрывали куски мяса, и словно соломинки переламывали берцовые кости кабанчика.

- Мои племянники, - громко объявил Муромец, усаживая их рядом с собой.

- Наверное, все в тебя, Илюша, - с тонкой насмешкой заметил высокий чернявый парень в белой распахнутой рубахе. Иваш с удивлением узнал вчерашнего вечернего гостя, только под глазами еще больше темнели круги, да больше хмурится худое лицо с мощной нижней челюстью. Перед ним стоял золотой кубок, к которому он не притрагивался.

Илья остро глянул исподлобья синими глазами на парня, простодушно заметил:

- Еще хлеще...

Сидевший рядом с Ильей крупный великан с вислыми седыми усами, удивленно заметил:

- Вроде бы, вчера еще у тебя не было племянников.

- Вчера не было, сегодня появились. Я у них хлеб-соль ел, они моего роду племени, значит - племянники.

Беловолосый гигант недоуменно пожал плечами, подтянул за лапу печеного гуся, с хрустом разорвал пополам, вонзил зубы в сочное мясо.

В желудке Иваша опять завыло волчьим голосом. Иваш подтянул поближе к себе блюдо с жареными голубями, занес руку, выбирая тушку побольше. Случайно подняв голову, он заметил внимательный взгляд чернявого парня, который с непонятной усмешкой смотрел то на него, то на Никиту.

"Ишь ты, расселся в кресле, прям староста, а вот назло тебе буду жрякать в три горла", - подумал Иваш, бросив вызывающий взгляд на хмурого парня. Выбрав самого жирного голубя, он протянул его Никите, который благодарно кивнул головой, взяв его одной рукой, в которой уже было зажато с пяток перепелок.

- Дядька Илья, - обратился Иваш к Муромцу, наконец-таки выбрав хорошо раскормленного голубенка и себе, - а кто вон тот парень?

- Который? - повернул к нему голову Илья Муромец.

- А вон тот, в кресле...

- А… тот, - это князь, - равнодушно бросил Илья, высыпая в рот горсть красной смородины.

Есть Ивашу сразу расхотелось. Под насмешливым взглядом князя он осторожно положил назад тушку, взял спелую грушу, откусил, стараясь не брызгать соком. Долго жевал, обманывая желудок, который недовольно поурчал и удовольствовался малым. Стараясь не встречаться с князем глазами, принялся рассматривать сидевших за длинным широким столом богатырей.

Вошел Белоян, заставив на мгновение утихнуть голоса в палате. Высокая сутулая фигура, слегка косолапя, прошагала к креслу князя, склонила к уху страшную медвежью морду, от которой веяло древней звериной мощью, что-то зашептала. Князь, медленно бледнея, выслушал Белояна, глянул на стоявших в дверях Головню с Панькой, начал тихо подниматься. Белоян что-то опять горячо зашептал ему на ухо. Князь опустился в кресло, тяжело повесив плечи, поднял стоявший перед ним кубок.

- За вас, честные и смелые богатыри! - громко сказал он и залпом осушил кубок.

В палате закричали наперебой.

- Слава князю!

- Здрав будь, княже Владимир.

Белоян прокосолапил к дверям, что-то сказал Головне. Тот хмуро кивнул головой, подтолкнул Паньку, во все глаза разглядывающего богатырей, и они исчезли в сенях.

Белоян посторонился, пропуская в дверях гридня, который, войдя, поклонился отдельно князю Владимиру, затем всем собравшимся, звонко прокричал:

- Хан Токтагай. Посол хана Илдемы к светлому князю Владимиру!

В палату вошел высокий смуглолицый юноша с тонкими усами и бородкой. Черные раскосые глаза спокойно и внимательно оглядели всех собравшихся, задержались на Никите с Ивашем. Иваш вежливо кивнул, как старому знакомому. Вошедший ответно прикрыл глаза длинными ресницами в знак того, что признал его, склонил голову в островерхой лисьей шапке в сторону князя. Следом за ним в палату шагнул его спутник - коренастый широкоплечий юноша с длинными толстыми руками и кривоватыми ногами. Он часто закивал головой, кланяясь во все стороны, успевая стрелять по сторонам веселыми глазами и не отпускать улыбку с круглого лица.

Князь Владимир встал, склонил голову, крылья тонкого носа затрепетали, в глазах полыхнул багровый огонь, который князь тщательно скрыл, опустив ресницы.

Токтагай достал из-за пазухи свиток мягкой телячьей кожи, сорвал с него золотую печать на тонком шнурке, развернул свиток.

- Великому хану киевскому Володимиру от хана Орды Илдемы, - начал читать он ровным чистым голосом. - Хан ордынский счастлив видеть во главе Руси благородного князя, верного слову и заветам своих предков, под чьей твердой рукой Русь займет свое место среди великих народов. Хан Илдема твердо уверен, что уже никто не сможет указать пальцем на русских князей, как не держащих своего слова и забывших долги свои братьев своих. Хан Илдема говорит, что все время, со дня последнего его посещения Руси, он хранит в сердце образы чистых и мужественных воинов, и будет еще более счастлив услышать подтверждение этому из уст его верного посла.

Токтагай свернул письмо, с поклоном протянул его князю Владимиру. Гридень двумя руками взял свиток из рук Токтагая, на вытянутых руках подал князю. Владимир с потемневшим лицом взял свиток, пробежал глазами. Под тонкой кожей скул вздулись желваки, Ивашу даже показалось, что по палате пронесся тяжелый стон, пополам с зубовным скрежетом.

Владимир уперся кулаками в стол. Иваш удовлетворительно отметил про себя, что молодому князю не зазорно с такими руками поработать в кузне или быть кулачным бойцом. Кулаки князя с шар булавы, увитый толстыми жилами, сухой, мяса не нем не больше, чем на камне. И вся рука перевита выпуклыми мышцами, жилами, настоящая рука воина, привыкшая к тяжелому мечу. Кулаки резко переходят в могучее предплечье, похожее на ствол дерева; круглые, как обкатанный речной волной валуны плечи, широкая грудь с плоскими мышцами. Крупная голова надежно сидит на толстой длинной шее.

Однако князь широко улыбнулся, показав жестом по правую руку от себя:

- Почетному гостю - почетное место. Золотую посуду хану Токтагаю и его спутнику! - громко сказал он.

Смуглый крепыш сел как раз напротив Иваша, с веселым любопытством вертел головой. Токтагай, напротив, сидел прямо, на непроницаемом лице ничего нельзя было прочитать.

Крепыш удивленно взглянул на грушу в руке Иваша, округлил глаза. Иваш кисло подмигнул ему, получив в ответ множество восторженных кивков головой. Подтянув длинный широкий рукав халата, он ловко подхватил печеного кролика, густо политого сметаной, вонзил зубы в сочную мякоть. Иваш чуть не прыснул от смеха, увидав, как на широком носу крепыша повисла белая капля. Он показал крепышу на свой нос, улучив момент, когда блестящие глаза опять глянули на него. Степняк смешно скосил глаза на кончик носа, вытер каплю рукавом халата, тут же вновь повесив новую. Смотреть, как вокруг все, даже Никита, пируют, было невыносимо, поэтому Иваш опять отвлек внимание Ильи от поросенка.

- Дядька Илья, а пошто князь такой кислый, вроде бы радоваться должен, что какой-то хан поздравил, похвалил даже. А он - как потерял что...

Муромец перестал жевать, скосил глаза на Иваша:

- А чо ему радоваться-то? Ты не верь тому, что написано. Ему прямо намекнули, что пора долг за брата платить. И посол этот узкоглазый все знает, вишь, словно кол проглотил.

Иваш тихо ахнул, зашептал:

- Да где же он возьмет столько? А молодой вроде, когда только успел задолжать?

- Задолжал не он, а платить будет он. Иначе ославят.

Иваш с жалостью глянул на такого молодого, а уже опутанного долгами князя. Тут поневоле злым и дерганным будешь. Небось, понимает, что вся его власть держится на этих богатырях и воеводах, у которых, наверняка, есть свои дружины. И дружинники всецело поддерживают только воевод и князей. Вот и приходится бессильно смотреть, как какой-нибудь князек двух-трех деревень, что стоят на торговом пути или возле удобной переправы, пьет в три глотки, горланит и дерзко поглядывает гоголем на всех. А что делать? Не пригласить его на пир или поставить на место - самому себе воткнуть занозу, а то и две-три в неудобное место.

Иваш даже передернул плечами: не хотел бы он быть на месте князя Владимира. Он снова шепотом спросил Илью:

- Дядька Илья, а ты всех здесь успел узнать?

Муромец насмешливо обернул к нему разбойничье лицо, сверкнул белым оскалом под черными усами.

- Ты не темни, Иваш, говори сразу, на кого глаза положил. Или тебе интересно, с кем я уже успел познакомиться очень близко?

Иваш смутился, буркнул:

- Да скучно ж так просто сидеть, вот и разглядываю.

- А ты поешь - полегчает, - хмыкнул Илья.

Иваш упрямо мотнул головой.

- Не хочу…

- Или в горло не лезет? - внимательно покосился синим глазом богатырь. - Вижу - вижу, из тех самых гордых, которым слова не скажи? Ладно, ладно, не дуйся, как мышь на крупу, - добродушно прогудел Илья, стараясь сделать это потише, заметив как у Иваша оттопырились губы, а на лбу меж бровей пролегла упрямая складка.

- Говори, кто тебя заинтересовал, ежели знаю - отвечу.

- Ну, обо всех понемногу… - пожал плечами Иваш.

- Этак я до морковкина заговенья просижу тут. А мне на заставу надо спешить. Вот перекушу немного, - Муромец подтянул к себе чашу с красной икрой, вытер о скатерть золотую ложку, зачерпнул блестящие зерна икры и высыпал в рот, - запасусь чесноком, солью, да и отправлюсь на порубежье.

Он отхлебнул клюквенный сок из кувшина, вытер усы.

- Напротив нас журавлевский князь Круторог. Мужик тяжелый, гордый, но, говорят, справедливый. Абы кому кланяться не будет. Рядом с ним его жена, не гляди, что так выглядит, - у них уже семеро таких, как ты. Эх, не каждому достается такая жена и мать.

Илья заглотил еще ложку икры, пожевал, хмуро глянул на дальний конец стола.

- Видишь, вон тех двоих, в белых рубахах? Про них вообще глупые слухи ходят. Мол, и колдуны они, и вообще, варяги, которым лет по двести уже. Брехня, конечно, но вон тот худой, Рудый его зовут, объегорил меня вчера как щенка. Подошел ко мне и давай задирать: мол, ни за что не поверит, что я самый сильный. Я и предложил ему сдуру спор на кошелек: кто коня больше пронесет вокруг терема.

- Он еще уточнил, мол, без разницы, каким способом? Я с большого ума и ляпнул, что, хоть между ног неси. Вот, взвалил я своего сивку-бурку на спину, да и понес вокруг терема. Раз пронес, два, три - сам чуть ножки не протянул. Рудый знай, скалится, своего коня поглаживает. Подождал он, пока я отдышусь, да и говорит: на спине, мол, любой дурак сможет, а вот он своего коника между ног унесет. Вскочил в седло, да и был таков. Черт - одним словом. Такого и в ступе не влупишь.

- А рядом с ним Асмунд, друг его. Ничего не могу сказать, ни хорошего, ни плохого. Знаю только, что ни он, ни Рудый вообще шею ни перед кем не гнут. Чьих кровей - тоже не знаю.

- С крыльями - то Михайло Потык. Говорят, сын какого-то бога, что ночевал в деревеньке под Киевом. Вроде дал слово матушке, что будет вечно защищать город от врагов. Может, и будет - не знаю. По-моему, так молод еще, поди, девки да гулянки на уме еще.

Илья Муромец допил сок, отер усы, довольно погладил живот.

- Вот и заморил червячка. Пора и в дорогу. А, да: вчерась тут были еще Залешанин да Васька Буслаев. Залешанин, правда, пировал в подвале в кандалах, а Ваську с копьями по всему городу ищут.

Заметив вытаращенные глаза Иваша, Илья весело хлопнул его тяжелой ладонью по спине.

- А ты что думал? Знаешь, кому больше всех достается? - кто больше других делает. Может, и мне уже приметили подвальчик, а кого-то из них - ждет тяжелая цепь или острый кол.

Илья повел синими глазами на богатырей.

- Но ты не грусти, - серьезно сказал тихо Муромец, - князья приходят и уходят, а Русь остается. Ей служим...

Умолкнувший было на время речи Токтагая шум возобновился с новой силой. Сидевшие за столом богатыри наперебой кричали, требуя внимания к себе, стуча золотыми кружками по подносам, пробовали стучать кулаками по толстым доскам стола, но быстро отказались от этого, опять беря в руки подносы и ложки.

Вдруг разом все стихло. Князь Владимир поднялся во весь рост, хищной улыбкой оглядел богатырей, отчего многие опускали головы, кусок вставал в горле, норовя выскочить обратно в миску, лишь Илья Муромец невозмутимо жевал, не обращая ни на кого внимания. Другие пытались ответить дерзкими взглядами, но быстро сдавались под нестерпимо жгучим яростным огнем, струившимся из глаз молодого князя. Тонкая усмешка сползла с его губ на щеку, там и осталась.

- Други! Богатыри! Вчера многие прошли испытание чашей нашего волхва. Сегодня к нам приходят новые богатыри, которые столь же дерзки, смелы и сильны. Все знают, что только настоящий богатырь, совершивший подвиг во имя своей земли, отважится сесть за этот стол. Думаю, каждый сможет удержать ношу в руках. Волхв, - повернулся князь к Белояну, - почетным гостям уважение в первую очередь.

Он выпил свой кубок и сел на кресло, с веселым интересом оглядывая гостей.

Никита зашептал в ухо:

- Иваш, мы, наверное, не туда попали, нам-то что рассказывать?

Иваш угрюмо кивнул. Он представлял себе службу у князя иначе: конные рати друг на друга, и он впереди на черном коне с мечом в руке. Как прямо ударит - так сразу улица; влево, вправо махнет - переулочки. А тут, оказывается, нужно сперва похвалиться, а уж потом богатырем сочтут.

Белоян достал из-за кресла князя простую чашу, бока которой тускло отливали старой медью, поднял обеими руками над головой.

- Да не убавится в ней сила богов... - рыкнула медвежья морда. В маленьких глазах полыхали насмешливые огни. Белоян подошел к Токтагаю, протянул ему чашу. Хан поднялся за столом, с удивлением посмотрел в пустую чашу, перевел глаза на князя Владимира.

- Я не знаю обычая урусов, не понимаю, что можно говорить с пустой чарой в руке?

- Пусть великий хан расскажет о своих воинских подвигах, - вкрадчивым голосом произнес Владимир, разглядывая лицо Токтагая, - тогда, быть может, она наполнится.

Степняк пожал плечами под стеганым халатом, держа чашу в одной руке над столом. Кто-то насмешливо хмыкнул, глядя на стройного юношу, что он мог сделать в свои годы, разве научился баранов резать?

- Я воин, а не краснобай, - раздался в палате спокойный голос. - И привык сражаться только с лучшими. Пусть капля благородной крови каждого из них скажет сама за себя. Я сказал все.

Изумленный вздох пронесся по палате. Чаша быстро наполнилась до краев, переполнилась, стекая ярко-красными ручьями на стол и на рукав хана. В середине чаши бил невысокий фонтан вина, словно кровь из разрубленной вены. Хан подождал, пока перестанет плескаться вино, глядя строго и печально в чашу, в гробовом молчании одним длинным глотком осушил ее, обвел всех темными глазами. На бородатых лицах читалась плохо скрываемая злость, а то, и ненависть к степному хану, столь умелому в битвах, всем ясно - с кем.

- Но не это я хочу сказать. Я не считаю подвигом умение убивать других. Хан Токтагай, сын Самана, хочет свершить другое: объединить степняков, как хан Владимир хочет объединить Русь. Нам нужна родная степь, а не нужны ваши города и веси. Лучше обменивать скот на русский хлеб, чем хоронить лучших. Пусть ваши боги помогут тебе, хан Владимир, в твоем деле, я хочу мира с урусутами.

Новый вздох изумления пронесся над столом, чаша вновь наполнилась доверху, а также кубки и кружки перед каждым богатырем.

- За тебя, великий хан Владимир, - сказал Токтагай, склонив голову и медленно выпил вино. Глаза Владимира заблестели теплотой, он схватил кубок и залпом осушил его.

- Слава тебе, хан Токтагай! - крикнул он.

- Слава хану!

- Слава великому князю! - загудели в палате, поднимая кубки и братины.

- Ну, а чем славен твой спутник? - уже весело сказал Владимир, кивая на телохранителя хана Токтагая. Тот покраснел, вскочил на ноги, быстро поклонился князю Владимиру.

Токтагай не спешил отдавать чашу, глянул на князя.

- С позволения великого хана скажу я. Фазиль еще очень молод, чтобы пить вино. Если твои боги, - он поклонился Белояну, - сочтут нужным наполнить чашу, то пусть они наполнят ее привычным ему напитком, - с этими словами он передал чашу крепышу.

Фазиль вспыхнул так, что даже смуглая кожа на чистом лице не смогла скрыть румянца, быстро заговорил:

- Моя не совершал никакой подвиг, с двенадцати лет я только прикрывал спину моего хана.

С радостной улыбкой он обхватил ножку чаши обеими руками, глядя, как она наполняется белой шипучей жидкостью. Степняк с детской непосредственностью расцвел ямочками на щеках, кивнул головой чуть ли не каждому сидящему, медленно выпил до дна.

- Карош! - белозубо улыбнулся Фазиль Ивашу, сел и ловко кинул в рот пару жареных перепелок.

- Хорошо прикрывал, коли чаша полна, - криво улыбнулся Владимир, поглядывая то на безмятежно жующего степняка, то на вытянутые лица богатырей.

- Ну, а твои племянники, Илья Муромец? Про тебя уже каждый знает, всяк видал во дворе клетку с Соловьем-разбойником.

Илья перестал жевать, отодвинул от себя блюдо с костями, что остались от поросенка, огладил бороду. Цепкие глаза пробежали по лицам пирующих, что утихли, готовясь слушать речь богатыря, равного которому доселе не было в Киеве, если не считать двух-трех предков. Лицо его потяжелело, насмешливый взгляд уперся в молодого князя. Белоян недовольно зарычал, уставив маленькие глаза на богатыря. Илья хмыкнул, поднял огромный кулак, без малого с хороший шлем, громко поскреб ногтями другой руки костяшки. Князь невольно поежился: за два дня Муромец успел сломать челюсти не одному богатырю, разнес по бревнышку пару кабаков. Ладно бы по пьяному делу, так ведь не пьет! Взгляды, видишь ли, ему косыми показались, да в кабаке плохо накормили. Так и буянил бы, пока какая-то девчушка не расплакалась, тут он на руки-то ее и взял, чем невольно усмирил свои кулаки.

- Я вот что скажу тебе князь: молод ты еще посмехаться над теми, кто тебя кормит. Они, - Илья мотнул кудрями в сторону опустивших головы Иваша и Никиты, - может, и не били Змеев Горынычей, не рубились в сечах. Зато они ковали вилы и косы, мяли кожи, сеяли и собирали хлеб, чтобы кормить нас, меня и... да-да, и тебя тоже, вот этой рыбой, медом, черной и красной икрой. А уж выше подвига я, поди, и не знаю. Не ершись, - повысил голос Илья, заметив, как вскинулся князь, пошел багровыми пятнами, - не ерепенься, лучше подумай, сколь шкур содрано со спин и с ладоней, чтобы устроить княжеский пир? Пришли эти парни к тебе - значит, силу чувствуют, хотят пособить. Не они тебе, а ты им кланяться должен. Направь-ка лучше их к хорошему воеводе... Уф-ф, вот так я разболтался, как старый Мазай в половодье, - богатырь гулко засмеялся, пошарил глазами по столу, схватил огурец, макнул в соль, сочно захрустел, уставившись перед собой в стол.

- Спасибо за науку, Илья Муромец, вот уж отчитал, так отчитал, - натужно выдохнул багровый князь, вставая из-за стола и кланяясь Ивашу с Никитой и всем остальным, пряча жестко блеснувшие глаза.

- Слава князю!

- Ура мудрому князю! - заулыбались богатыри, польщенные поклоном великого князя.

Илья лишь отмахнулся рукой от князя, продолжая опустошать стол.

- Дозволь слово сказать, княже, - поднялся Никита.

Владимир совершенно серьезно глянул на него, кивнул головой.

- Княже, позволь нам к воеводе Головне в дружину.

- Небось, он сам и подбил вас уже к нему... - усмехнулся Владимир.

Никита покраснел.

- Добро. Быть сему. Я как раз к нему хотел сходить, заодно и словечко замолвлю, - Владимир хищно улыбнулся чему-то своему, вышел из-за стола. - А вы, богатыри, пируйте, отдыхайте от трудов ратных, - князь слегка склонил голову и стремительно вышел из палаты.